Евгения Бес - Героям не больно

А потом нам позвонили и сказали, что Сергея привезут в родной город спецрейсом, он был ранен, но он сам настоял на возвращении домой. Его руководство знало, что у родителей Приморского есть несколько хороших частных клиник, и не возражали, но попросили принять еще нескольких ребят. Конечно, родители не стали отказывать, и Серега вернулся, вместе с несколькими сослуживцами. Вернулся весь израненный, едва живой я бы сказала. Когда я впервые увидела его, со мной случился шок и почти истерика. Я надеялась, что Никилин приедет вместе с ним, но его не было, ни среди раненых, ни среди сопровождающих. Осознав это, я старалась не думать о плохом, решила, что с ним все хорошо, он остался там, выполнять свою работу. Значит с ним все в порядке. С этой мыслью я стала помогать матери и деду ставить на ноги своего брата и остальных парней.

Я была хорошей медсестрой, ассистировала дедушке на операциях, просиживала дни, и ночи возле постели брата, молилась о его выздоровлении. Уже в сентябре, когда начались занятия в институте, я и узнала страшную правду. Тогда же и Серега окончательно пришел в себя после тяжелого ранения.

– Да меня порядком потрепало. – Серега как всегда улыбался, не смотря на свое ранение. – Ну а с тобой-то что? Какая-то ты бледненькая, похудела.

Я смотрела на него глазами полными слез, потому как я уже знала, что случилось с Никилиным, но никак не могла произнести этого вслух.

– А где Леха? Он что, не приехал вместе со мной?

– Нет, Сережа. Не приехал, – я встала и подошла к окну, разглядывая знакомую территорию около больницы. – Более того, вчера я разговаривала с его матерью. Ей звонили.

– Ну? И что там?

– Сереж, он пропал без вести.

– Ну и что потом?

– Потом? – Сергей опять тяжело вздохнул и закурил. – Потом ее как будто подменили. Она стала меньше разговаривать, меньше улыбаться, замкнулась в себе. Училась с еще большим остервенением, ночи проводила в библиотеке или перед компьютером, искала что-то, учила, зубрила. У меня стало создаваться впечатление, что она стала одержима какой-то идеей. После занятий в институте она гуляла по Плотинке, сидела там на этих лесенках около воды в любую погоду по нескольку часов. А Никилин так и пропал, о нем не было ни слуху, ни духу, что называется. Так и прошел целый год. От нее отвернулись многие ее подруги, как только она сказала им, что больше не будет гулять с ними, не будет ходить на дискотеки и так далее. В общем, как только они поняли, что Женин кошелек теперь им не принадлежит, они ее и покинули.

– Что, вообще все? В таком положении ее никто не поддержал? – Лёва удивился, хотя и не слишком. Он-то понимал, что такое бывает слишком часто, особенно в их кругах. Но как понял Лёва, Женя все это время была слишком наивной и доверчивой, поэтому для нее может, и стало шоком такое массовое предательство, и конечно это не прибавило ей уверенности.

– Нет, не совсем. В конце концов, у нее оставался еще я, но ты понимаешь, я был как бы воспоминанием о Лехе, это ведь я их познакомил. То есть, я бы не сказал, что Женя с удовольствием общалась со мной, да и я долго восстанавливался после ранения. А как выздоровел, так пошел в институт поступать, то есть я старался поменьше бывать у нее на глазах. Понимаешь, я чувствовал свою вину перед ней за то, что я вернулся, а он нет. Я должен был присматривать за ним, ради нее должен был, а вместо этого так глупо попал в засаду и приехал домой на спецрейсе.

– Серега, ты чего? Ты же не мог предусмотреть всего. И ты сам это прекрасно понимаешь. И не надо лишний раз себя винить в этом. Ты же мог вообще не вернуться. Я же тоже помню, каким ты был после того ранения.

– Ладно, чего тут теперь говорить. Что было, то прошло, теперь уже ничего не переменить. Ну, так вот, был среди ее окружения один парень, который и привел ее в себя, так сказать. Они с ним мало общались, пока все было хорошо, но именно он, стал единственным человеком, который не отвернулся от нее, не считая меня конечно, когда стало плохо.

Это был летний день. Прошел уже практически год, с тех пор как пропал Никилин, а мое уныние все больше увеличивалось. Тоска, одиночество, предательство, без вести пропавший жених – все это не придает уверенности, хотя некоторые утверждают, что это закаляет. Тогда я так не считала. Я корила судьбу, и была самой несчастной девушкой своего поколения. Но я страдала молча, пыталась найти себе хоть какое-то занятие, но с окончанием учебного года это стало труднее. Я продолжала ходить на лесенки на Плотинке, с наступлением лета это оказалось вынести тяжелее, но я ходила. Читала книжки, размышляла, наблюдала за счастливыми парочками, и упивалась своей болью.