Александр Покрышкин - Крылья истребителя

Мы только что перелетели на новый, отбитый у немцев аэродромный узел. Наши площадки находились почти на самом краю того лесного массива, через который немецкие части пытались пробиться на запад.

— Покрышкин, — сказал мне по телефону генерал, — помогите пехоте…

Вот когда в полную силу мы смогли использовать приобретённый запас знаний по бомбометанию с пикирования! В ход опять пошли немецкие бомбы. Мы делали по много вылетов в день, обрушивая бомбы на заполненный немцами лес, яростно поливая их потоками свинца из своих пушек и пулемётов. Мы гоняли немцев по просекам, снижаясь порою так низко, что едва не задевали крыльями деревья.

Ночами на наших аэродромах бывало очень тревожно. Мелкие группы немцев, выскальзывая из леса, нападали на часовых, старались проникнуть к самолётам. А однажды они предприняли настоящую, развёрнутую. но всем правилам атаку. Это было днём. Мы совершали боевые полёты по установленному графику. Вдруг с самой крайней площадки пришло радио: «Наступают немцы»! Я тотчас бросился к самолёту и полетел к своим, попавшим в беду.

Цепи немецких пехотинцев уже были совсем близко к стоянкам самолётов. Рассчитывая, что враг не осмелится среди белого дня сунуться на аэродром, люди, которым была поручена его охрана, несколько уменьшили свою бдительность. Первым поднял тревогу расчёт зенитного пулемёта. Он заметил подползавших к нему немцев — очевидно отделение боевой разведки — и открыл по ним огонь. А в это время на поле уже во весь рост поднялись атакующие подразделения. Немцев было много. Они открыли бешеную пальбу из автоматов.

К моему прилёту здесь начальником штаба уже была организована своеобразная оборона. Техники и механики, вооружившись винтовками и весьма небольшим количеством ручных пулемётов, залегли за укрытиями. Часть самолётов была вырулена и поставлена носами в ту сторону, откуда угрожала опасность. Экипажи их вели огонь по немцам из пушек и пулемётов. Наводка осуществлялась тем, что механики, по команде лётчиков, сидевших в кабинах, чуть приподнимали или опускали хвосты самолётов, заносили их то вправо, то влево. Словом, действовали, как правильные у артиллерийских орудий. Остальные лётчики под прикрытием этого огня взлетали и садились на другом конце аэродрома, каждый взлёт сопровождая штурмовкой немецкой пехоты. На аэродроме в те минуты было горячо.

Обстановка характеризовалась следующим соотношением сил: немецкой пехоты много, но она вооружена только лёгким оружием; нас мало, но мы представляем собой пехоту — залёгшие за укрытия техники и механики, — и артиллерию — истребители, ведущие по немцам огонь с земли, и авиацию — истребители, штурмующие врага с воздуха. Все рода оружия! Для полной картины общевойскового боя нехватало только танков.

Пролетая сюда над одной дорогой поблизости, я видел с воздуха несколько наших самоходных орудий. Тотчас в это место был командирован офицер. Самоходки появились как раз во-время. Они зашли с правого и левого фланга немцев. Техники и механики, поднялись в контратаку. Вскоре натиск немцев был окончательно отбит. Враг оказался разгромленным. Самоходчики набрали целую толпу пленных. Из них сто человек, взятых в плен в рукопашном бою, пришлось и на долю наших техников и механиков.

Когда всё кончилось и подразделение смогло приступить к нормальной лётной работе, я невольно вспомнил свой первый бой на земле в Запорожской степи, когда мне, раненому, с подбитой машиной, вместе с пехотинцами пришлось пробивать плотное кольцо вражеского окружения. Нас тогда было очень мало, но мы пробились к своим. Сейчас, три года спустя, крупные силы немцев не смогли пробить нашего, в сущности очень слабого, заслона, и при первом же нажиме с нашей стороны стали пачками сдаваться в плен. Такова была внешняя сторона этих двух боёв. Внутреннее же их единство заключалось в том, что и в Запорожской степи, и здесь, неподалёку от Берлина, наш советский воин много раз превосходил врага своей стойкостью, своим высоким моральным духом. И если этот моральный дух советского человека был силён в те грозные дни наших временных отходов и отступлений, то теперь, в дни штурма Берлина, он стал гораздо сильнее, питаясь сознанием близкой, окончательной победы над врагом.

Позднее, когда всё было подсчитано и зафиксировано, на долю нас, лётчиков-гвардейцев, помогавших сухопутным войскам в разгроме окружённой немецкой группировки, командующий отнёс солидные цифры. Бомбардируя и штурмуя немцев, наши лётчики уничтожили больше тридцати немецких танков и самоходок, почти двести автомашин и транспортёров и около восьми тысяч солдат. Это, разумеется, было хорошим добавлением к сбитым в ходе войны самолётам противника, которых на боевом счету части насчитывалось больше тысячи. И счёт этот продолжал возрастать.