Анатолий Ананьев - Малый заслон

— Смир-рна!

Немец, к удивлению капитана, вытянул руки по швам, и даже, как показалось, прищёлкнул каблуками. Ануприенко переложил пистолет в левую руку и правой тычком, как боксёр на ринге, ударил немца в лицо. Тот качнулся, но устоял.

Ануприенко снова поднял кулак, но немец словно очнулся от оцепенения, пригнулся и бросился на капитана, вытянув вперёд широкие тугие ладони. Ануприенко не успел отпрыгнуть и под тяжестью грузного немца упал в снег.

Вцепившись друг в друга, они барахтались на краю воронки и вскоре скатились в неё. Хрустнул под телами тонкий ледок, и вонючая болотная тина вмиг превратилась в месиво. Шинели, руки, лица — все покрылось синей, скользкой и вязкой болотной грязью…

Теперь ни Ануприенко, ни немец не знали, что происходит на поле боя. Им было не до этого. А на поле происходило следующее: не выдержав контрудара, фашистские автоматчики откатывались назад, к кустарнику, оставляя на снегу убитых и раненых. В первом ряду контратакующих бежал и старший лейтенант Суров. Но он следил за всем, что происходило вокруг, и ни на минуту не терял самообладания. Контратака у кустарника могла захлебнуться, и поэтому старший лейтенант, добежав до половины поля, остановился и приказал своим бойцам вернуться в окопы. Он размахивал пистолетом и хрипло кричал:

— Назад… в душу… в лопатки!.. Назад!

Он очень хорошо понимал, какая опасность подстерегала роту; как только немцы доберутся до кустарника, пустят в дело пулемёты и миномёты. Тогда отходи под огнём. Зачем лишние потери! Но разгорячённые боем солдаты неохотно подчинялись Сурову. Санитарная группа, между тем, подбирала раненых и убитых.

Заметив, что нет капитана, Опенька пошёл разыскивать своего командира. Пробегая мимо воронки, увидел барахтавшихся на дне людей. Спрыгнул вниз и остановился в недоумении: кто же из них немец, кто наш? Оба от пяток до волос вымазаны в тине, а главное, оба без касок, так что сразу не различишь. Только видны глаза и губы. Один сидел на груди у другого и сдавливал горло. Лежавший снизу медленно елозил ногами в жижице, затихал.

— Руки вверх! — крикнул Опенька и направил автомат на того, кто был наверху.

Будто вылепенный из грязи, человек не спеша поднялся и, стряхнув с рук тину, проговорил:

— Ну и здоров, боров, еле справился с ним.

— Капитан?! Товарищ капитан!.. — обрадовался Опенька, узнав по голосу командира батареи.

— Пойдём, пистолет поищем.

Ануприенко сплюнул с губ вонючую траву. Скользя сапогами, с трудом выбрался из воронки. Следом за ним вылез и Опенька, и они начали искать пистолет. Мимо пробегали солдаты из роты Сурова, спешившие к своим окопам.

Подошёл Суров.

— Вы что тут?

— Пистолет ищем, — ответил Опенька, разгибаясь.

— Чей пистолет?

— Капитана…

— Капитан! Тю-ю, бог войны, сквозь землю пролез, что ли? — Суров засмеялся раскатисто-громко, запрокинув голову.

— Небось пролезешь…

По болоту захлюпали разрывы мин.

— Накроют, стервецы. Пошли поскорее отсюда, — предложил Суров.

Пригибаясь, побежали к наблюдательному пункту. А немцы словно озверели — били теперь из танков, миномётов, пулемётов и автоматов в отместку за неудавшуюся атаку.

Когда спрыгнули в окоп, Суров сказал капитану:

— Снимай шинель. Вот так. А руки и лицо умой снегом.

— Голову-то чем? Воды бы тёплой, — забеспокоился Опенька.

— Ерунда, — возразил старший лейтенант. — Соскобли грязь, завяжи, какого ещё хрена — под шапкой все высохнет.

Опенька откуда-то принёс солдатскую шинель и каску и передал капитану. Сам он все ещё был в одной тельняшке, посинел от холода и дрожал.

— Ты-то чего, — прикрикнул на него Суров. — Герой… — и тут же, полуобернувшись, позвал ординарца: — Емельчук!

Неприметно сидевший у стенки угрюмый солдат поднялся и подошёл к старшему лейтенанту. Капитан сразу узнал его; ординарец Сурова. Не по росту короткая шинель на нем, казалось, теперь была ещё короче, а тонкие ноги в обмотках — с явным кавалерийским изгибом.

— Фляжку! — приказал старший лейтенант.

Солдат достал из-под шинели фляжку и передал её своему командиру. Суров отстегнул стакан, отвинтил пробку, понюхал:

— Погрейся, капитан!

На этот раз Ануприенко не отказался, выпил. Суров налил и себе:

— Славно поработали, можно…

Выпил. Взболтнул фляжку, прислушался, много ли ещё осталось. Затем протянул её ординарцу и, лихо вскинув подбородок, сказал:

— По напёрстку на брата. Всем, кто здесь. Давай. Славно ребята поработали.