Елена Семёнова - Русский Жребий

А Олег не упускал случая оной воспользоваться. Сам он к наукам способностей никогда не имел, потому и о высшем образовании не помышлял. Вроде бы и ничего, да подчас при Мирке неловко становилось. Вот ведь голова! Школа с золотой медалью, институт с красным дипломом, прекрасный врач… А Олег рядом с ней вахлак вахлаком. Только что в живописи маленько поднаторел, пока репродукции для Галинки выискивал. Книги, правда, почитывал, да и то с ленцой. А Мирка пеняла, настаивала, чтобы он читал и писал сам. Без чтения, — говорила, — сам не научишься писать по-настоящему. Да он и не стремился, в общем… Всё равно ведь Толстым не станешь, как мать-покойница говорила.

Олег рос без отца. Тот, ещё когда ему не было и двух лет, сошёлся в командировке с другой женщиной да так и остался с нею в Киеве. У них родился сын, Лёнька. Олег ездил к отцу каждое лето, подолгу жил в его новой семье. С Лёнькой они были настоящими братьями и очень любили друг друга. Правда, в последний год пробежала меж ними кошка. Уж очень увлёкся братишка «романтикой» Майдана. Даже башку свою обкорнал — чисто кузнец Вакула, даже усы такие же. И мамаша его с папашей хороши тоже. С него-то что взять — мальчишка, считай! Но эти? Раиса Леонидовна, правда, никогда не отличалась умом, а всё больше настырностью и умением «дожать». Но отец-то куда смотрит? Совсем уже под каблуком у своей Раечки думалку отключил?

Нарочно не общался Олег с родными последние месяцы. На отца он и вообще два года зол был за то, что на похороны матери не приехал. Так и не бывал с той поры в Киеве…

А отца, между тем, не доставало. Не теперь только, а всю жизнь. Оттого ещё так тянуло Олега к Профессору — сыновним чувством. Нет-нет, а думалось, будь у него такой отец, может, и не был бы вахлаком, а совсем наоборот… Интересно, есть ли у Профессора семья? Не похоже… От семьи да налаженного быта, давно переступив сорокалетний рубеж, не срываются так очертя голову. «К чёрту за синею птицей», как любил он говаривать, цитируя белого генерала Маркова, о котором Олег прежде и слыхом не слыхивал.

Когда Сергей Васильевич узнал, что бойцы окрестили его Профессором, развеселился — так и Маркова величали. Это сходство явно нравилось ему. Он, вообще, словно из другого времени был. Высокий, подтянутый, с сухим строгим лицом, умными, выразительными глазами, чуть скрываемыми стёклами маленьких очков. Лицо, манеры, речь — всё было каким-то странным в этом человеке. Никогда не слышал Олег, чтобы Профессор ругнулся непечатно или объяснился ещё более, как он считал, «мерзким» современным сленгом. Ему ругань и не нужна была. Его приказы и без того звучали веско. Замечательны бывали метаморфозы: сидит во время отдыха мирный, как будто и вовсе далёкий от войны человек, рассказывает вкрадчивым, негромким голосом о событиях давно минувших дней, точно сам был свидетелем их — ни дать — ни взять профессор институтский, интеллигент-белоручка. Но, вот, что-то бахнуло, и во мгновение ока исчезает «белоручка» и на его месте является офицер. Голос становится стальным, приказы лаконичны и чётки, движения быстры и уверены. И не вот скажешь, какая ипостась ему идёт больше…

Из остальных сослуживцев Олег давно знал Каркушу и ещё несколько ребят. Был ещё парень из Одессы по кличке Дениро. Он ещё мало чего умел, но так рвался на передовую, что решено было взять его с собой — по ходу дела всему и научится, если жив останется. А пока что окопы пороет, как все новички. Перспектива «землестроительных работ» Дениро не вдохновила, но отступать было поздно. Он жаждал стать снайпером, утверждая, что исключительно метко стреляет. Стрелял он и впрямь изрядно. Вот, только снайпер — это не только умение попасть в цель, но особый психологический склад, хладнокровие. А этого Дениро как раз не хватало.

Снайпер в роте, между тем, был. Белка прикатила, страшно сказать, из Ровно. Её в роте уважали особенно, именно потому что она не просто ополченка, а снайпер. Такие кадры на вес золота. Правда, Олег питал к Ленке смешанные чувства. С одной стороны он восхищался её профессионализмом, выдержкой, мужеством, тем, что она, выросшая на Западной Украине, приехала сражаться на стороне Востока. Но… Но женское ли это дело — стрельба по живым мишеням? Даже, если эти мишени — враги? Ведь это же даже не в бою убивать — ты стреляешь, в тебя стреляют. Это — охота. Выслеживание ничего не подозревающей жертвы и… Необходимость, конечно, но для женщины… С той стороны, кстати, тоже — женщины. Латышки, эстонки… Профессор говорил, такие же были в Приднестровье. Там некоторых из них жестоко истязали, когда удавалось поймать. Они же, твари, не только убивали, но и увечили, глумясь. И в Чечне — так же было.