— Нет.
— Тебе не кажется, что отец что-то знает?
— Не понимаю.
— Ну, что он имеет какое-то поручение?
— Я уверен, — прошептал Сергей. — Ты заметила, каким тоном он говорит? Приказывает. Это, по-моему, произошло в день гибели Владимирова. Мы пришли, а его дома не было. Мать тогда говорила, что за ним приезжали.
— Это хорошо, — вздохнула Вера, — что отец у нас такой... только опасно.
— Как тебе не стыдно. — Сергей поцеловал ее в плечо. — Мы ведь должны уже привыкнуть к этому. Вот мы сегодня шли с тобой из больницы. Мне даже хотелось, чтобы кто-нибудь из этих мотоциклистов зацепил меня. Я бы плюнул ему в рожу.
— Дурачок ты мой. Совсем дурачок. Отец правильно говорил — улыбайся им, а про себя думай что угодно.
— Ты уж слишком. Никогда в жизни не был подхалимом.
— А ты понарошке.
— И понарошке не был.
— Ладно, спи, мушкетер, — прошептала Вера, и Сергей услышал в ее голосе улыбку, — надо начинать биографию совсем другую. Понял?
— Понял... — прошептал Сергей и задышал ровно и спокойно...
Направляясь в контору службы пути, Сергей вышел на перрон и неожиданно увидел своего однокашника в форменном железнодорожном кителе, который довольно бойко разговаривал с каким-то офицером по-немецки. «Вот те раз», — подумал Сергей и хотел было пройти мимо, но однокашник попрощался с офицером и окликнул Сергея:
— Что, своих не узнаешь? Сергей сделал удивленное лицо:
— Ольгерд?
— Я самый...
Сергей знал, что в школе Ольгерда называли просто Горохом, но сейчас посчитал неуместным вспоминать об этом.
— Ну как ты? — задал дежурный вопрос Ольгерд.
— Ничего, — уклончиво ответил Сергей. — А ты как?
— Я? — Ольгерд улыбнулся. — Живу, как горох у дороги, кто захочет, тот и щиплет.
— Не скажи, — возразил Сергей, — видел я, как тебя легко ущипнуть.
Ольгерд опять улыбнулся:
— Да, пока что я пришелся ко двору. Железнодорожное начальство хочет наладить работу узла, а кадров нет. Практикант Московского института инженеров железнодорожного транспорта кое-что да значит.
— А ты разве был здесь, когда все началось?
— Здесь. А ты закончил педагогический? — Так же, как ты железнодорожный.
— Слушай, пойдем куда-нибудь поговорим, а то на перроне, как перед расставанием, спешишь.
Они шли через многочисленные пути, стрелки, по замасленным шпалам. Станция будто вымерла. Правда, где-то в тупике шипела паром одинокая «овечка», с трудом вытягивая хвост нагруженных лесом платформ.
Вошли в широко открытые высокие ворота паровозного депо. На ремонтных канавах стояло три холодных паровоза. Никто не ремонтировал их. Было пусто и в механической мастерской.
— Вот видишь, — сказал Ольгерд, — как мы их встретили, а им железная дорога, как хлеб, нужна.
— Ты считаешь, что мы их плохо встретили? — спросил Сергей, стараясь говорить спокойно, хотя в душе у него закипала ненависть к этому довольному собой Гороху.
— Могли бы лучше, — загадочно сказал Ольгерд, и Сергей не понял, что именно хотел он сказать этими словами. — Этот паровоз, — он поднялся по металлическим ступенькам, — безнадежно больной. Иди сюда, — он помог Сергею, потом осмотрел будку, приборы и вздохнул. — Хотелось быть просто машинистом. Знаешь, как это здорово? Паровоз набрал пара. Я берусь за реверс, вот видишь эту ручку, поворачиваю ее влево. Паровоз идет все быстрее и быстрее, а за ним, как игрушечные, постукивают вагоны. Ты выглядываешь в окно, и встречный ветер бьет тебе в лицо то запахом леса, то поля, то прохладной реки...
Сергей, стоявший у противоположного окна, слушал Ольгерда и чувствовал, что каждую минуту может сорваться и наговорить ему мерзостей. Ольгерд, очевидно, уловил во взгляде Сергея нечто такое, что заставило его замолчать.
— Ты не думай, — сказал он после некоторой паузы, — что я захлебываюсь от радостей новой жизни. Просто вспомнилась давняя детская мечта, которая, к сожалению, не сбылась.
— Ты сейчас можешь управлять паровозом? — полюбопытствовал Сергей.
— Конечно, — скупо улыбнулся Ольгерд. — Но теперь я ничего не хочу.
— Так уж и ничего? — подозрительно посмотрел Сергей.
Ольгерд выглянул в окно и, убедившись, что в депо пусто, шепотом произнес:
— Одного хочу — поскорее уничтожить этих гадов. Неожиданный поворот в разговоре поставил Сергея в тупик. Что это? Провокация или чистосердечное признание? Сергей молчал, глядя исподлобья на Ольгерда. А тот ждал, как поведет себя Сергей, и волновался. То снимал форменную фуражку и причесывал белокурые красивые волосы, то ощупывал пуговицы кителя, хотя все они были на месте.
Читать дальше