Игорь Шелест - Опытный аэродром - Волшебство моего ремесла.

Тут парней моих словно прорвало. Кто-то скомандовал: «И… раз!» И уже все вместе: «Виват Наде Красновской — красивейшей девушке эпохи НТР!»

Так и произошло это шумное и весёлое знакомство. Особенно занятно было наблюдать, как Надя, протягивая то одному, то другому руку, повторяла про себя озабоченно: «Витя… Витя… Коля… Коля… Даниил… Даниил…» — В самом деле, перезнакомиться с такой ватагой отличных парней и никого при этом не обидеть, перепутав имена, тоже задача не из лёгких!

Потом мы подвели Надю к полноразмерному крылатому стенду, и наша птица взмахнула мягко, гибко своими распростёртыми крыльями — ты ведь, Серёж, этот стенд хорошо знаешь. Надя поразилась: «Выходит, сегодня я совершаю экскурсию в двадцать первый век!.. Необычайно, дерзко, сказочно!.. Господи, как я завидую всем вам!»

Несколько раз мы демонстрировали ей свой крылатый стенд в действии, показывали в работе кулисный механизм системы управления, задающий самые тонкие сочетания взмахов левого и правого крыла для кренений и поворотов, виражей, спиралей, всяческих маневрирований в воздухе. Кажется, нам всем пришлось садиться за управление, чтобы показать эволютивные возможности будущего махолёта. И все мы ловили восторженные и изумлённые Надины взгляды, и, поверь мне, Серёжа, её глаза нас заряжали такой лучистой энергией, которая, поди, и солнцу неподвластна.

Вот такой оказалась эта Надя Красновская, и так мы с ней познакомились… Однако, Серёжа, без пяти двенадцать!.. Не проспать бы завтра!

Тамарин уставился на Стремнина, медленно возвращаясь к реальной обстановке. Сергей заверил, что доктор не даст проспать — разбудит.

Когда оба улеглись в палатке, Сергей спросил:

— Жос, ну и как же закончился тот вечер?

Тамарин шумно повернулся на бок:

— Всей ватагой мы отправились в наш институтский клуб потанцевать. Ребята, естественно, жались перед стипендией, но я незаметненько организовал немного сухого винца, бутерброды и мороженое. Танцевали поочерёдно с Наденькой — Белоснежка и семь гномов! Было очень весело. Все вместе мы проводили её до подъезда. Со стороны, должно быть, смотреть было потешно: ватага парней провожает одну прелестную девчонку!..

К рассвету реку запеленал непроглядный туман. Нашим рыбакам пришлось изрядно погрести против течения, держась самого берега и ориентируясь по знакомым прогалинам в ивняке, по отмелям и песчаным пляжам, чтобы вывести свои лодки на излюбленные места. Тамарин взялся помочь доктору, как обещал вчера. Их лодки поднялись выше того места, где установил свою на якорь Стремнин. Ни Тамарина, ни Кулебякина, ни их лодок теперь ему не было видно.

Сергей неторопливо приступил к делу. Но и полчаса прошло, а все не заметно было ни единой поклёвки. Впрочем, Сергея это не удивило: он знал по опыту, что рыба при густом тумане на реке не клюёт.

«Как странно, — думал он, — ведь в воде-то тумана нет!.. Утро тихое, обещающее через два-три часа ясную погоду, на реке ни малейшего шума и движения — вот бы рыбе и разгуляться, пока не начали сновать моторки, катера и „зори“… Ан нет! Над рекой туман, и рыба точно притаилась или спит… А может, ей просто не до еды?.. Может, ей, как и мне, для весёлого настроения и аппетита нужно видеть над собой небо и солнце, сияющие дали лесов на крутых берегах, эти цветущие по пояс травы в низинах?.. Может быть, может быть.

Как мало мы, люди, знаем о природе этих тонких жизненных механизмов…»

Он напряжённо всматривался в белую муть и, когда поплавок становился невидимым, возвращал поплавок энергичным взмахом гибкого удилища. Течение здесь, на глубоком месте, не превышало метра в секунду, и Сергею приходилось поддёргивать к себе леску с поплавком примерно через каждые пятнадцать секунд. Ему вдруг стало зябко и одиноко в непроглядном молоке. Только движение перед глазами поплавка да изредка проплывающих у борта окурков, размокших спичечных коробков, обрывков газет и бумажек от мороженого… «Был мир вчера, и вот осталось это белое пятно… И я в нём. А по бокам плывущие остатки вчерашней „цивилизации“… Холодно и одиноко!.. Один в сыром мутном футляре!»

Стремнин огляделся в лодке, увидел на скамье возле себя раскрытую коробку с ручейником, улыбнулся: «Не один, это тоже живые существа!»

Он с интересом стал разглядывать жёлтеньких червячков, вылезших из своих трубочек и лениво шевелящихся в полной беспомощности. «Вот беда-то! Потеря „домика“ — потеря целого мира!»