Николай Шпанов - Заговорщики (книга 1)

Получасом позже Абец поправил перед зеркалом наспех наклеенные чёрные усики, надел очки, которых никогда до того не носил, и с ужимками сценического злодея покинул посольство через чёрный ход. Он спешил обежать ещё нескольких парижских друзей фюрера, прежде чем отправиться в его ставку с поручением Буллита. По пятам за ним следовал страшный слух: «Ответа не будет…»

«Ответа не будет… Ответа не будет!..»

Это сообщение поползло из Парижа. Оно летело по Франции, как струя отравленного ветра, проникало в города, в деревни, нагоняло бредущих по дорогам беглецов, извиваясь, ползло по рядам солдат: «Ответа не будет…»

Скоро слух достиг Англии. Он пробивался сквозь туман лондонских улиц, мутной мглой заволакивал и без того смятенные умы англичан: «Ответа не будет…»

Но ещё раньше, чем это сообщение стало известно в Лондоне, оно уже значилось в разведывательных сводках германского командования. Сводки лежали уже на столе Гитлера, Геринга, Кейтеля, Гальдера, Рундштедта и Гаусса. Канцелярия Риббентропа поспешно размножала копии для руководства нацистской партии: «Ответа не будет».

Все завертелось, как в бешеной карусели.

14 июня пал Париж.

16 июня, шантажируя Францию неизбежностью разгрома, Черчилль предложил ей стать частью Британской империи.

17-го Петэн объявил по радио, что взял на себя руководство правительством.

18-го Петэн и Вейган объявили все французские города с населением более 20 тысяч душ открытыми.

19-го французский кабинет не расходился целый день в напрасном ожидании ответа Гитлера на просьбу о перемирии.

20-го Гитлер приказал французским представителям явиться для получения условий перемирия.

Берлинская «Нахтаусгабе» писала: «Время жалости прошло».

Гаусс приказал подать себе легковой автомобиль в сопровождении двух броневиков. На прощанье он сказал Манштейну:

— Через несколько дней я вернусь, хотя делать здесь больше нечего. — И несколько иронически сощурил левый глаз за стёклышком монокля. — Советую не терять времени, если не хотите опоздать со своим следующим планом.

Манштейн сухо поклонился:

— Я никогда и никуда не опаздываю, экселенц.

Гаусс сердито хлопнул дверцей, и его автомобиль умчался, вздымая клубы пыли на никем не подметаемой улице. Генерал беспокойно ёрзал на просторной задней подушке. Его снедало беспокойство: поспеет ли он в Париж, прежде чем гитлеровские башибузуки разграбят его сокровища? От нервного возбуждения Гаусс машинально ощупывал засунутый в боковой карман список того, чем следовало завладеть в картинных галлереях и салонах французской столицы.

— Дьявольски жаркий июнь! — сказал сын президента, Франклин Рузвельт младший, и подвинул соломенный шезлонг, на котором лежал, дальше в тень.

Пятна света торопливо обегали отбрасываемую деревьями тень. Солнце заглядывало во все закоулки парка. Если бы не сильный вентилятор, то даже под большим парусиновым зонтиком, пристроенным у огромного вяза, где лежали президент с сыном, стало бы нечем дышать. Мухи назойливо гудели, не в силах преодолеть отгонявшую их струю вентилятора.

Переставив шезлонг в тень дерева, Франклин младший оказался отделённым от отца толстым стволом вяза. Пришлось поневоле повысить голос, и беседа сразу утратила интимность, которая так устраивала сына. Он приехал в Гайд-парк ради того, чтобы выведать у отца кое-что о предстоящих изменениях в налоге на сверхприбыль и потолковать ещё об одном важном деле. Будучи уже три года женат на Этель Дюпон, дочери Юджина Дюпона де Немур, Франклин постепенно переходил из лагеря отца, при всяком удобном случае прокламировавшего мир, в стан одной из самых агрессивных групп американских монополистов — военно-промышленной группы «Дюпон».

Президент не был наивным человеком и понимал, что этот брак был, вероятно, устроен Дюпонами не столько из желания породниться со старым аристократическим, по американским понятиям, родом Рузвельтов, сколько из чисто деловых соображений. Получить в семью сына президента — сделка, стоящая одной из девиц Дюпон. Рузвельт, правда, ничем и никогда не выдавая этих подозрений своему сыну, но в их отношениях поневоле исчезла былая простота. Президент любил делиться с сыновьями мыслями, любил рассказывать им свои планы, пробовать на них, как на оселке, меткие характеристики людей. Но чем крепче Дюпоны втягивали Франклина в атмосферу своей деятельности, целиком направленной ко взрыву мира только ради их, Дюпонов, выгоды, тем меньше точек соприкосновения оставалось у отца с сыном.