Гарри Тeртлдав - Великий перелом

Удивительно, но Людмила не стала спорить. Может быть, и ей уже было трудно говорить и дышать. Он воткнул шприц ей в ногу, как его учили, и нажал на плунжер.

Затем взял второй шприц.

— Теперь вы, — сказал он Анелевичу, сдергивая защитный колпачок.

Еврейский лидер кивнул. Ягер поспешил сделать ему инъекцию — тот уже начал синеть. Легкие и сердце явно отказывались работать.

Ягер выронил пустой шприц. Его стеклянный корпус разлетелся на кусочки по мостовой. Он это слышал, но практически не видел. Действуя скорее ощупью, чем с помощью зрения, он вытащил еще один шприц и воткнул себе в ногу.

Он почувствовал себя так, как будто в мускул вонзился электрический провод под током. Укол не принес облегчения: он просто ввел себе другую отраву, которая должна была противостоять действию нервно-паралитического газа. Во рту пересохло. Сердце заколотилось так громко, что он отчетливо слышал каждый удар. И улица, которая была тусклой и неразличимой, когда сжались под действием газа его зрачки, теперь сразу стала ослепительно яркой. Он замигал. Глаза наполнились слезами. Убегая от болезненно-яркого света, он нырнул внутрь фабрики. Здесь, во мраке, свет казался почти терпимым. Мордехай Анелевич и Людмила последовали за ним.

— Что за дрянь вы нам вкололи? — спросил еврей голосом, упавшим до шепота.

— Это антидот против нервно-паралитического газа — вот все, что я знаю, — ответил Ягер. — Его выдали нам на случай, если понадобится двигаться по территории, залитой газом при атаке, или на случай, если изменится направление ветра. Скорцени мог взять с собой газовые гранаты, а может быть, просто бутылки, наполненные газом. Достаточно бросить ее, чтобы она разбилась, сделать себе укол, подождать, а затем можно идти и делать, что надо.

Анелевич посмотрел на мертвое тело охранника.

— У нас тоже есть нервно-паралитический газ, вы знаете, — сказал он. Ягер кивнул. Анелевич помрачнел. — Мы должны работать с ним еще осторожнее, чем раньше, — у нас были пострадавшие. — Ягер снова кивнул: при обращении с этим газом никакая осторожность не может быть излишней.

— Хватит, — сказала Людмила. — Где бомба? Как добраться до нее и остановить Скорцени, не погубив себя?

Это были хорошие вопросы. Если бы можно было подумать над ответом неделю, получилось бы лучше, но у него не было недели на пустые размышления. Он посмотрел на Анелевича. Решать предстояло лидеру еврейского Сопротивления.

Анелевич показал в глубь здания.

— Бомба там, меньше чем в сотне метров. Видите отверстие за перевернутым столом? Путь туда не прямой, но он свободен. Одному из вас, а может быть, обоим надо пойти туда. Это единственный путь, по которому вы сможете добраться туда достаточно быстро, чтобы что-то еще можно было сделать. Я пока побуду здесь. Есть еще один путь к бомбе. Я пойду по нему — и посмотрим, что получится.

Ягеру и Людмиле предстояло сыграть роль приманки. Он не мог спорить, хотя бы потому, что Анелевич знал это место, а он нет. Но еще он знал, что, если начнется стрельба, наиболее вероятна гибель именно тех, кто отвлекает на себя внимание. Во рту пересохло.

Анелевич не стал дожидаться возражений. Как любой хороший командир он считал повиновение само собой разумеющимся. Показав еще раз на перевернутый стол, он скрылся за кучей мусора.

— Держись позади меня, — прошептал Ягер Людмиле.

— Вежливость — реакционна, — сказала она. — У тебя лучше оружие. Я должна идти первой и отвлечь огонь на себя.

С чисто военной точки зрения она была права. Он никогда не думал, что чисто военная точка зрения может быть применима к женщине, которую он любил. Но если здесь он поддастся любви или вежливости или еще чему-то подобному, он проиграет. С неохотой он жестом разрешил Людмиле идти впереди.

Она этого не видела, потому что уже ушла. Он последовал за ней, держась как можно ближе. Как сказал Анелевич, путь был довольно извилистым, но простым. Расширившиеся от антидота зрачки позволяли видеть, куда ставить ногу, чтобы шуметь поменьше.

Когда он решил, что они прошли примерно полдороги, Людмила замерла и показала за угол. Ягер подошел поближе. Еврей-охранник лежал мертвый, одной рукой все еще держась за свою винтовку. Так же осторожно Людмила и Ягер перешагнули через него и пошли дальше.

Откуда-то спереди до Ягера донесся звон инструментов, ударяющихся о металл, звук, который ему был хорошо знаком по обслуживанию танков. Обычно это был приятный звук, сообщающий, что нечто сломанное вскоре будет починено. И здесь тоже нечто сломанное торопливо чинили. Но здесь от звука ремонта волосы у него на затылке встали дыбом.