Олег Алексеев - Горячие гильзы

Среди ночи я проснулся. Захотелось пить. Встал, налил в кружку молока. Матери дома не было, постель её была пуста.

«Косят…» — мелькнула запоздалая догадка.

Под поветью висела лишь одна коса, я взял её, выбежал на луг. В тумане слышались негромкие голоса, вжикали косы. Вброд по метровой траве двинулся к лесу…

Голоса становились всё громче. Вверху стыла подтаявшая луна. С сухим треском взлетела стая серых куропаток. Молодых было вдвое больше обычного. Видно, в одном из выводков погибли родители и птенцов приняли в свою семью соседи. Стая отлетела к озеру, села за кустами.

Вот и покосное поле. Цепью, будто в атаку, шли по ложбине косцы. Вместе с жителями нашей деревни были и партизаны. Они пришли на работу с оружием. Смутно белели девичьи косынки. Пахло цветами и шмелиным мёдом.

Первым по лугу шёл Андрей Павлов, он всего три дня назад стал партизаном, за спиной у него чернел трофейный автомат, на боку висела сумка с патронными магазинами. Чуть отстал от дружка Митя Огурцов, но было похоже, что перегонит: косил отчаянно, шёл напролом.

В середине ряда была мама: в лучшем своём платье, в цветастом старинном платке. Я встал последним — следом за девушками, которые больше смотрели на парней, чем косили.

Таня Павлова вдруг запела тонким пронзительным голосом:

Партизаны даже остановились от неожиданности. Андрей и Митя весело переглянулись… Вдруг в один голос ответили:

И вновь зашипели, зашелестели острые косы. Митя было опередил товарища, но Андрей поднажал и ушёл далеко вперёд. Он и прежде косил на полный мах и отставал лишь от нашего отца…

— А это что за привидение? — послышался голос незнакомого партизана.

Среди валков скошенной травы стоял наш Серёга с кринкой в руках. Видимо, в кринке оставалось немного молока, всё остальное залило рубашку брата. Кто-то весело подхватил кринку, и она тотчас пошла по кругу. Люди делали вид, что молока много, кринка тяжела и все напьются.

— Молодец, постарался! — похвалила Сергея тётя Паша.

Я вскоре устал, присел на кочку. Взрослые работали без устали. Крупная, как картечь, роса падала наземь вместе с подкошенной травой. Косы не тупились, звенели всё громче. За лесом разгоралась заря.

Андрей был уже возле самого леса. Ярко белели его густые волосы. Будто на ветру, билась праздничная рубаха. Взмах, ещё взмах… Неожиданно полыхнула слепящая вспышка, трава словно бы покачнулась. Столбом поднялась выбитая взрывом земля, наземь дождём посыпались тёмные комья… Стало нестерпимо тихо.

— Назад! Мины! — не своим голосом закричал Митя.

Андрей лежал на земле, волосы его смешались с травой. Когда все отошли, Митя и ещё один партизан осторожно подошли к товарищу, взяли его на руки, отнесли в сторону, уложили на плащ-палатку.

— Беги за конём, — приказала мать Андрея Саше Тимофееву. И, закрыв лицо ладонями, заплакала: — Сынок мой, горюшко моё…

Кто-то достал индивидуальный пакет, принялся бинтовать раненому ноги. Сапоги и штаны разрезали ножом.

— Не бойся, выживешь… — утешал Митя Андрея. — До свадьбы заживёт. И ноги целыми будут.

Подъехала подвода. В неё уложили ворох скошенной травы, на нём устроили Андрея. Девушки отошли к озеру, было видно, что и они плачут. Один из партизан вывинтил из винтовки шомпол, принялся им, будто щупом, колоть мягкую землю. Люди отошли к самой деревне, со страхом смотрели на парня.

— Не бойтесь, — успокоил всех Митя. — Это наш сапёр. Ни одной мины не пропустит.

Партизан тем временем встал на колени, повозился и вынес на дорогу противопехотную мину — небольшую зелёную банку. Пришли ещё два сапёра, принялись помогать товарищу…

Мин оказалось немного, их все нашли. Вечером в деревне вновь застучали молотки. Митя отбил косы в своём доме, потом пришёл к нам, наладил и наши «литовки». Едва стемнело, люди вновь вышли на заливные луга. Шли неторопливо, с осторожностью, словно по первому, ненадёжному льду.

Пришла вторая военная зима. Люди ждали её со страхом, думая, что партизаны, как только выпадет снег, отойдут в глухие леса. Но партизаны и не думали уходить из наших мест…