Павел Андреев - Рассыпуха

Буба бежит впереди, я сзади — буксиром. Пинаю отстающих, подгоняю «хитропопых», меняю несущих ящики с гранатами. Добежав до сухого русла, останавливаемся. Привал. Выставляем посты наблюдения. После короткого отдыха Буба строит молодых и начинает читать лекцию. Ветеран по кличке Буба имеет склонность к гестаповским замашкам. Частенько творческие воспитательные порывы не дают покоя его белобрысой, покрытой шрамами голове. Бывший студент второго курса Питерского медицинского института Бубновский Витя любит изображать из себя командира. Автор разыгрываемой пьесы — погибший лейтенант по кличке Гунн. Роль Гунна исполняет Буба. Пять ветеранов, видевших Бубу еще в роли «кропаля», разлеглись на песке и наблюдают за спектаклем.

— РГД-5 — ручная противопехотная осколочная граната. К цели доставляется броском руки. Осколки тонкой стали имеют небольшую массу, летят на двадцать метров — это в два раза меньше, чем реальная дальность броска. Для броска гранаты необходимо: разогнуть усики предохранительной чеки, взять гранату в правую руку так, чтобы пальцы прижимали рычаг к корпусу. — Буба вышагивает перед строем не отдышавшихся еще толком молодых.

Указательным пальцем левой руки Буба выдергивает кольцо и демонстративно бросает его на песок. Перехватив левой рукой торчащую из зажатого кулака верхнюю часть запала, поднимает гранату над головой — этим он показывает, что она может продолжать оставаться в руке сколь угодно долго. Пока не отпущен рычаг, ударник запала не может разбить капсюль.

— Только после того, как ударник запала проколет капсюль, через три-четыре секунды произойдет взрыв. — Нежно удерживая пальцами головку запала, Буба держит над головой сто грамм тротила, упакованные в овальный четырехсотграммовый корпус цвета хаки. — Запомните: три секунды — это очень много!

Три секунды это действительно много. Автомат стреляет со скоростью шестьсот выстрелов в минуту — его магазин улетает за три секунды! Пуля за это время пролетает два с половиной километра! Дистанцию «прямого» выстрела она вообще пролетает меньше, чем за полсекунды! «Штыковую» дистанцию, когда видны белки глаз противника, пуля преодолевает за сотую долю секунды! Гунн, выстрелив однажды нам под ноги, быстро доказал, какую огромную работу проделывают наши мозги за эти три секунды.

— Если допустить, что размер ваших измученных поносом тел не более двух метров, а максимальное время, за которое ваши мозги среагировали на мои выстрелы, не превысило и трех секунд, то получается, что нервный импульс распространяется внутри вас быстрее звука. Это дает вам в два раза больше времени, чем пуле, пущенной в вашу голову! — Гунн со смехом рассматривал наши испуганные, побледневшие физиономии.

— У опасности есть звук, цвет, запах и движение. Каждый из этих признаков распространяется со своей скоростью. За три секунды работы ваших обкуренных мозгов свет от вспышки моего выстрела преодолел, грубо, около девятисот тысяч километров — в два раза больше, чем расстояние от Земли до Луны. Это и есть пространство, заполненное вашим страхом. Если будете реагировать хотя бы на два из четырех признаков опасности, сможете уложиться в эти волшебные три секунды — жизнь вытеснит страх, и мир будет принадлежать вам!

— Здесь умирают по двум причинам: либо потому, что не умеют жить, либо потому, что не хотят жить. Тот, кто хочет и умеет жить, действует и думает быстрее трех секунд! Иначе так и останетесь презервативами для собственных несбывшихся желаний.

— Что оцепенели, как старый лось при свете фар лесовоза? Кто из вас хочет первым пройти путь от папиного сперматозоида до своей скорбной фотокарточки на обелиске со звездочкой? А кто из вас хочет жить, как гондон?!

Мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, и не знали, как вести себя. Наполняясь пониманием происходящего, наши тела медленно выдавливали из себя страх, принимая привычные размеры.

Я тогда, помню, четко представил собственное опухшее от страха тело, которое, раздуваясь, упирается головой в Луну. И тогда я понял, что мелкие мои недостатки увеличиваются при таком растяжении в десятки раз! Зачем растить в себе паутину внутренних противоречий, — чтобы в минуты испытаний она превратилась в трещины и разрушила мое основание? С тех пор идея о том, что страх, как вирус, проникает в нас со смертельно опасными мелочами, не давала покоя ни мне, ни Бубе еще не один месяц. Потом, после смерти Болта, сгоревшего в сбитом вертолете, Бубу вообще прибило на шугняк — в каждой случайности он искал скрытую от него закономерность.