Елена Семёнова - На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

Вторая причина — видеокамеру я взял в руки вынужденно, по приказу, заранее зная, что переживаемое на войне невыразимо, а впоследствии, убедившись в этом на опыте — утратил желание снимать.

Опыт этот обретен в еще первом полномасштабном бою этой войны 3 июня в Семеновке. Снимал погибших бойцов расчета ПТР Севера и Цыгана (из противотанкового ружья выпуска 1943 года они пытались подбить Т-64) и — отчетливейшее ощущение — незримой на плече горячей, требовательно подталкивающей ладони: уходи! Я ушел в безопасное место, танковый снаряд вздыбил землю за блиндажом, у которого погибли Цыган и Север, и сразу же, резко, без всякого перехода, в обвальный миг, словно так было всегда, я увидел бой глазами всех разом участвующих в нем бойцов. Увидел и почувствовал все, что видят и чувствуют они не только в данный момент, но все, что они и те, кого они по-настоящему любят когда-либо пережили. Все — сны, самые потаенные мысли.

Испытанное слияние с сознаниями сотен людей вызвало не страх — радость; целительное, как в материнской утробе спокойствие. И внутри этого невыразимого спокойствия душа бабочкой в панцире нетварного света, сразив безумие обыденности, алмазным росчерком озарения соединила-вмагнитила в одну бездонную и все выявляющую фразу вездесущности все содержание миров невидимых и видимых. Сгорело «я» — и то, что было тленным мною, стало в зияющем разломе вневременности нетленным всем во всем.

Когда вернулось обыденное восприятие, я отстраненно глянул на камеру, (в это время мелькнула над головой, разворачиваясь на боевой заход «сушка») и спросил себя: «Чем я занимаюсь? Всем вместе взятым гениям кино не выразить и отблеска того, что открывается здесь всякому, идущему навстречу смерти».

Я убедился потом, что подобное в бою переживали многие, но, по понятным причинам либо скрывают это, либо забывают этот опыт и проявляется он лишь косвенно. Хотя в реальности все знают все о всех, все тайное еще 2000 лет назад стало явным. Как-то в разговоре с добровольцем из Крыма мне вообразилось (словно увидел мгновенное кино) забавное происшествие из жизни студентов, я стал о нем во всех подробностях — с именами, датами, деталями обстановки рассказывать в полной уверенности, что импровизирую и вдруг замечаю на лице собеседника ошеломление, граничащее с паникой. «Епрст! У меня дома скрытых камер вроде нет, и содержимое мозгов сканировать вроде еще не научились. То что — ясновидящий?.. Где ты эту историю услышал? Бывают же совпадения…»

Для эзотериков, психологов и скептиков отмечу: это не инициический спонтанный акт внедрения в тонкий мир и слияния астральными структурами. Не трансперсональное катапультирование и трансформация в «чувствилище Вселенной — человека камертона», который входит в резонанс с псиинформационными полями и улавливает их вибрации. Не реактивно-психотическое состояние со сценоподобными зрительными и слуховыми галлюцинациями в травмирующей ситуации. Не защитная реакция. Нет и нет. Не было это и тем, что православные называют прелестью. Это был опыт вхождения в повседневную явь, в которой мы пребываем с момента зачатия ежесекундно. Но открывается эта явь не тому, кто забавляется ритуалами, эвокативными техниками и психотропными препаратами, а тому лишь, кто хотя бы на единый в земной жизни неуследимый и неуничтожимый миг готов был не иллюзорно — подлинно собой пожертвовать, взойти на свой крест. Отдать кровь, чтобы принять Дух.

Третья причина — пользуюсь я самой дешевой (не жаль терять) аппаратурой, но дело не в этом, а в том, что снимать войну «в хорошем качестве картинки» — значит торговать чужой кровью. Пусть «ловлей кадров» занимаются другие, и пусть им не будет мучительно стыдно за рейтинги, карьеру, гонорары.

Давний приятель, в прошлом журналист, а ныне бизнесмен привез мне в Иловайск видеокамеру с фантастическим качеством съемки. Сюжет не заставил себя долго ждать. На склоне ж/д насыпи обнаружили мы изувеченного украинца. Лежал он вниз головой, раскинутыми перебитыми ногами к небу. В кровавом закате, казалось: бесы за ноги тащат его к себе, а он стонет, зверем хрипит, уже видит предсмертной агонии подлинный ад, и потому яростно бесам сопротивляется. Размылись границы миров, и в вечности, превращенной нескончаемым умиранием в никуда устремленный багряный поток, плыл последний человек, обреченный вечно взывать и слышать только собственный голос. А потом пришли куры, из разбитого миной сарая пришли уцелевшие и еще не съеденные бойцами куры и стали выклевывать умирающему украинцу глаза. Подойти мы не могли — человек умирал в зоне насквозь простреливаемой снайперами, стонал, а лицо его выклевывали куры…