Виктор Светиков - Вершины

Чем растревожило тогда Александра это стихотворение? Отчего так сильно застучало сердце? И почему так остро, так зримо встали перед глазами дорогие картины? Да, наверное, потому, что все это и у него было когда-то.

...Баку. Двор с беседкой, увитой виноградом. Душный вечер. На пятом этаже, за розовой занавеской светится окошко — «огонек таинственный». И жила там затворница. Все было! Только та затворница не знала, вернее, не догадывалась, что он наблюдает за ее окном. А может, знала? Да, поэты — это певцы. Они могут сделать память о любви более сладостной, чем сама любовь...

Борисов был холост. Он только писал одной девушке в Новосибирск. «Другого адреса не имею», — признавался Андрей. Возможно, сильно любил, но почему-то письма слал редко. И не висел над его кроватью, как у большинства солдат и офицеров, портрет той девушки. Об их отношениях Черножуков лишь догадывался по отдельным фразам, хотя во всех других вопросах Андрей открывался, как говорится, до дна.

Правда, как-то Борисов не сдержался, заметил с печалью в голосе, что в любви у него до сих пор ясности нет. В курсантские годы он влюбился в одну девушку. Сильно влюбился, как это бывает в первый раз. Ждать выходных не хватало сил. Но не оценила избранница его порыва, вышла замуж за другого. А что может быть горше в юные годы, чем потеря любимой?

— Тогда я понял шекспировское: «О женщины, вам имя — вероломство!» — грустно, с долей иронии процитировал Борисов. — И хотя потом повстречал ту, которой пишу, правда, редко, печать сомнений хранится. А все же, что бы ни говорили, от любви остаются чудные воспоминания!

Наверное, его чувства к знакомой, которой писал теперь, были гораздо глубже и серьезнее, чем он о них говорил, но груз прошлого продолжал на него давить. И тоска по прошлому тоже была сильная. Он еще не убедился, что прошлое недостижимо.

Хотя Андрей писал знакомой девушке очень редко, словно боялся разбрызгать на бумаге чувства своей красивой души, Черножуков по отдельным фразам друга все же догадывался, как глубоко предан он новой избраннице в далеком сибирском городе.

Рассказывая однажды об отъезде в Афганистан, о прощании с девушкой, Андрей сказал замечательную фразу, очень понравившуюся ему, Черножукову:

— Она летела по перрону, словно птица, раскинув руки, едва касаясь земли.

Эх, Андрюша, сколько трепетных чувств скрывалось за твоим показным равнодушием, которое ты пытался изобразить всякий раз, когда разговор заходил о любви, верности. Там, в Афганистане, соленых шуточек в адрес жен, любимых, просто знакомых не отпускают, как нередко случается еще в молодежной среде. Даже те представительницы прекрасного пола, с которыми в общем-то и не очень ладили, становились предметом серьезных раздумий.

И такие прекрасные слова находили, какие, наверное, не услышишь в другой обстановке никогда. Вся шелуха спадала с человека, побывавшего под смертельным огнем. А настоящие чувства в разлуке только крепчают.

И разве не ты, дорогой мой заместитель, рассказывал ребятам подслушанную где-то восточную легенду? В ней говорилось, как однажды Огонь, Вода и Верность отправились в дальнее путешествие. В дороге рассказывал каждый о своих делах и доблестях. Огонь говорил, что, не будь его, люди погибли бы от холода и не на чем было бы готовить пищу. Вода говорила, что без нее и человек, и природа исчезли бы. А Верность сказала: «Без меня вообще жизнь бессмысленна». Когда их путешествие подошло к концу, они начали выяснять: если потребуется опять собраться в путь, как им найти друг друга? Огонь говорит, что его можно найти там, где дым. Вода заявляет, что она всегда там, где зелень. А Верность молчит. Когда ее спросили — как же тебя найти — она удивилась: «А разве вы со мной тоже прощаетесь? С Верностью никогда не расстаются, ее не теряют и не ищут. Я всегда должна быть с вами. День и ночь, на каждом шагу...»

...Где же ты, дорогой человечище, Андрюша Борисов? Горят ли радостью и надеждой твои глаза, как в ту душную афганскую ночь, когда заходила речь о тамбовской метели?

***

Возвращались с полигона в слякотную осеннюю погоду. Продолжал накрапывать нудный мелкий дождь, точно небо прохудилось от старости. Увядающая краса леса намокла и не отливала багряным костром.

Черножуков сидел в уазике командира полка и молча смотрел в забрызганное дождем окошко. Настроение у него было под стать погоде.

— Что голову повесил, добрый молодец? — повернулся к нему с переднего сиденья майор, комполка. — Батальон действовал неплохо: первый блин — и не комом.