Виктор Светиков - Последняя граната

Мамочка, возможно, от меня долго не будет писем — почта идет долго из-за нелетной погоды. В горах всегда так: то солнце, то закрутит-завертит. Не волнуйся, как говорят мои афганские друзья, все будет «хуб» — хорошо, значит.

Целую. Саша».

Дочитав до конца, Фаина Егоровна опустила руки и долго стояла молча. Смотрела на плывущие к югу облака и в мыслях была далеко-далеко, там, где неспокойно, где стреляют. Вошла в дом, достала из шкафа пачку с письмами и вложила в нее только что полученное. Она точно знала: тридцать шестое по счету. И каждое Фаина Егоровна знала наизусть. Хотела еще раз пробежать по ним взглядом, но переборола себя и начала стряпать.

Под вечер в доме собрались гости. Поздравляли хозяйку с днем рождения, усаживались за стол. Последней прибежала Алла. Чмокнула именинницу в щеку и, сияя, сообщила о письме, которое только-только получила. Девушка уже точно знала, что и Фаине Егоровне пришла весточка от Саши. Он всегда писал им одновременно. Только, пожалуй, Алле длиннее. Их отношения были чистыми, как незамутненная родниковая вода. А чем еще прекрасны мгновения жизни, если не чистотою чувств! Он доверял ей самые сокровенные мысли. Алла помнила буквально каждую подробность из его жизни, из того, что писал Александр. Самая поразительная память — память влюбленной женщины.

Она, например, словно сфотографировала все дни Сашиного отпуска, проведенного вместе. Купались, загорали, мечтали... Его слова, жесты, ребяческие дурачества... Как-то, пройдя по влажному песку, девушка оставила на нем отпечатки ступней и вдруг услышала: «Твои следы похожи на скрипки в миниатюре». Ну что такого он сказал? А словно дорогим подарком одарил. В другой раз, когда спросила о планах, ответил, что он хотел бы жить и умереть в мягком климате этой девушки. И улыбнулся ей светло и нежно.

Дни отпуска промелькнули один за другим, словно лопасти мельничного колеса под неотвратимым напором воды. Прощаясь, он обернулся и поглядел на нее долгим взглядом. Как будто стремился запечатлеть ее облик до мельчайших деталей. И унести их с собой.

— Мне приятно будет вспоминать, как мы прощались... — сказал Александр. — А воспоминания — вещь драгоценная.

Среди гостей, между тем, шел разговор об уходящей зиме и видах на урожай, о том, что на головной ферме упали надои молока и «сам» (председатель колхоза) ходит будто бы шибко хмурый.

— Что-то мы, бабы, все не о том, — разрушила деловой ход беседы сестра Фаины Егоровны. — Давайте-ка лучше споем! И начала:

Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?

Голову склонила до самого тына...

Песня создавала лирический настрой, и запевалу дружно поддерживали;

Одинокие рябины... Сколько их еще в российских деревнях, вдов или просто разведенных.

— Ну вот, развеселились тоже, — засмеялся кто-то. — Давай, Алла, что-нибудь веселенькое заводи.

Алла включила магнитофон. Кассета была записана Сашей в его последний приезд домой и они не раз танцевали под эту музыку.

... Песни у людей разные, А моя одна на века. Звездочка моя ясная, Как ты от меня далека...

На лицо Фаины Егоровны набежала тень. Этого никто не заметил. Только она сама почувствовала, как тревожно забилось сердце, будто уколотое чем-то. Повода никакого не было, но отчего-то сделалось неспокойно.

Наверное, каждому доводилось встречать людей, обладающих даром предчувствия. О событиях, происходящих далеко от них, они узнают быстрее всех. Кто им сигналит? Флюиды? Но мы лишены прибора, улавливающего их. Однако в исключительных случаях, когда речь идет о двух близких людях, вполне возможно получать такие сигналы. А в том, что сигнал такой Фаина Егоровна получила от сына, она не сомневалась... Материнское сердце чуткое, оно сильнее всякого прибора.

Медленно, словно воздух был плотным, как вода, Фаина Егоровна подняла руки и поднесла их к вискам, чувствуя в них сильное пульсирование. Потихоньку, чтобы не нарушить веселья, вышла на улицу. Подтаявший за день снег при лунном свете казался мутным, как бы посыпанным пеплом. На темно-сером фоне очертания предметов едва угадывались, так что Фаина Егоровна опять чуть не ударилась о турник. Потрогала стойки — они едва-едва пошатывались. Давно их никто не укреплял. И будто наяву увидела, как Саша, напрягаясь, тянулся подбородком к железной перекладине, и будто услышала через толщу лет его слова:

— Я, мам, офицером буду...