Гусейн Аббасзаде - Генерал

Но шло время, и чувство страха в сердце Шарифа проходило. И было бы совсем хорошо, он окончательно успокоился бы и ходил – шапка набекрень, если бы не одно обстоятельство, а именно: он узнал, что капитан Макарочкин абганеровский, и в то злополучное утро был в Абганерово, ходил на свою улицу, заходил к той женщине, которую пытался обесчестить Шариф. Что, если женщина рассказала о нападении и описала приметы? Черные брови, тонкие, закрученные кверху усы, кудрявые волосы и черные глаза тут не у каждого.

А женщина рассказала. И капитан Макарочкин, возвращаясь из Абганерово с продуктами, сидел в кабине рядом с начпродом и пересказывал ему и шоферу эту историю – так, как слышал ее от женщины, и сожалел о том, что не смог настичь "этого негодяя".

Шариф не слышал, о чем говорили в кабине: он сидел в кузове, между мешками с хлебом и сухарями, ящиками с консервами и делал вид, что дремлет. Но сердце у него бешено колотилось, и он догадывался, о чем могли говорить там, в кабине.

В тылах полка Макарочкин сошел и пешком отправился в свою роту, а Шариф и другие бойцы принялись разгружать машину, и Шариф старался больше других.

Во время разгрузки начпрод, как бы между прочим, спросил:

– Ребята, когда мы стояли в очереди у склада, никто из вас в город не отлучался?

Бойцы переглянулись, и поскольку отлучки Шарифа никто не заметил, в один голос ответили:

– Да никто и с места не тронулся.

С того дня Шариф сторонился Макарочкина. Если капитан узнает его, и вся эта абганеровская история дойдет до командира полка, ему несдобровать. Шариф боялся подполковника, как огня, и лишний раз старался не попадаться ему на глаза. И тогда, с первой встречи, когда Асланов подобрал пьяного Шарифа в лесу, жизнь его висела на волоске. "Слава аллаху, сжалился над своим рабом, вывел заблудившегося фашистского летчика под мои кулаки! Это смыло мои грехи, – думал Шариф… – Но если попадусь сейчас, мне все припомнят – и самоволку, и пьянку… Капут обеспечен".

За время своей службы Пронин написал множество всяких характеристик и представлений и отлично знал, в каком случае как надо писать. Набил руку. Но в таком щекотливом положении как сейчас оказался впервые. Пронин написал уже третий или четвертый лист, но дальше сообщения о том, что Гасанзаде справляется со своими обязанностями и стремится завоевать уважение и авторитет среди личного состава роты, в сущности, не продвинулся.

Он писал, перечитывал, рвал и выбрасывал написанное. Хотел он того или не хотел, но нельзя было написать на Гасанзаде плохую характеристику. И за отличные действия в трудном бою, Пронин понимал, лейтенант должен был быть представлен к награде. Асланов сам назвал, к какой. И спорить с этим не будешь. Но чтобы эту награду лейтенант получил, подвиг его должен быть описан зримо и ярко. И в характеристике не должно быть общих, ничего не значащих слов, а скупо, но выразительно должны быть описаны положительные черты человека. Но майор писал о них скрепя сердце, он не хотел, чтобы это награждение состоялось, и не скрывал этого от себя, и у него не находилось скупых, но точных и ярких слов ни для представления, ни для характеристики. И поэтому вместо выразительного описания существа дела получилось правильное, но обтекаемое и по существу неверное описание, где все на месте, а главного нет, и из этого описания нельзя понять было, что же такого особенного сделал лейтенант, за что его следует наградить.

Закончив свою многотрудную работу, Пронин отбросил ручку, встал и облегченно вздохнул. "Черт бы побрал этого Гасанзаде со всеми его делами! Для него, видите ли, награда, а для другого мука. Счастливчик выискался, будь он проклят!"

Потом майор взял лист чистой бумаги и переписал характеристику на Гасанзаде набело.

Просмотрел все характеристики. Сверил по списку. Так. Все на месте.

Он сложил наградные листы и другие материалы в папку и собрался было нести их к командиру полка, но, вдруг подумав о чем-то, взял сверху материалы на Гасанзаде и сунул их в середину, между остальными. Выходя из штабной летучки, он встретился с Гасанзаде лицом к лицу.

– Я шел к вам, товарищ майор…

– После, лейтенант, после. Я иду сейчас к подполковнику.

Лейтенант молча уступил ему дорогу. Через минуту Пронин положил наградные документы на стол Асланову.

– Вот, я подготовил…

– На всех?

– На всех. Согласно списку.

– Когда надо отправлять?

– Как подпишете, так и отправим. С этим делом тянуть нельзя, еще начальство передумает. – Пронин усмехнулся. – Но, самое позднее, завтра утром отправлю.