Гусейн Аббасзаде: Генерал

Нушаферин заподозрила что-то неладное, подошла к Рзе, заглянула ему в глаза.

– Ей-богу, тебя будто подменили, Рза. Совсем не похож на того Рзу, который только что смеялся и шутил. Может, у тебя неприятности какие? Зачем тебя вызывали в райком, да еще так рано?

– Секретарь вызывал по колхозным делам. Сама знаешь, без неприятностей не обходится… – Рза старался оттянуть объяснение и отвлечь Нушаферин от подозрений.

Баран крутился вокруг хозяина. "Даже резать жалко…" – вдруг вспомнила старуха как бы случайно оброненные Рзой слова. Вез – не жалел, а тут вдруг говорит такое… Она оттолкнула барана.

– Хватит тебе, нашел время блеять, дай послушать, что мужчина скажет. Большие неприятности?

"Ну, раз всполошилась и в обморок не упала, можно сказать", – решил Рза.

– Да с колхозными-то делами ничего, наладится, поговорил, пожурил, совет дал, и все. Я уж уходить собрался, а он говорит: знаешь, скажи тетушке Нушу и сестрице Хавер, что приезд генерала откладывается, придется немного подождать.

– Ази задерживается? – Нушу хала, опечалившись, задумалась. – Откуда секретарь знает об этом?

Телеграмма пришла в райком.

– Кто прислал? Почему в райком?

– Как почему? Да ведь его ждут все, а не только мы с вами, тетушка Нушу. Торжественную встречу готовят. Он знает об этом, потому и известил, чтобы знали. Служба, оно дело такое…

Нушаферин, опустив голову, дрожащими руками теребила конец шали. Мало похожи на правду уклончивые слова Рзы! "Или я не понимаю, или он чего-то путает и скрывает".

Рза дымил папиросой.

– Говоришь, Ази телеграмму в райком дал? А нам? В райком дал, а нам не дал? Что, у него дома своего нет, или мать с женой его обидели? Нет, Рза, сынок, я не ребенок, могу отличить искренность от лжи. Не лги мне, Рза! Ведь ты что-то скрываешь?

– Правда, мать, скрывал! Боялся тебя расстроить. А дело обстоит так: несколько дней тому назад Ази ранило. Он велел домой не сообщать, чтобы вы не тревожились…

– Ази ранен? – Нушу хала опустилась на землю, ударила себя по коленям. – Сказал бы ты мне: рухнул твой дом, Нушу! Ох, сокрушил ты меня этой вестью, Рза! О, аллах, за что ты на меня разгневался, что ты творишь со мной? Что я плохого сделала в жизни? За что посылаешь на меня такие напасти? Одного сына взял, другого взять хочешь?

– Нушу хала, успокойся. Клянусь аллахом, с Ази ничего страшного не произошло. Легко ранен, скоро поправится. Не такой Ази человек, чтобы склонить голову перед судьбой! Успокойся, Нушу хала, я не вру, все так и есть, как сказал. Приедет наш Ази, дай только поправиться!

– Эх, сынок, сынок, чего уж тут: успокойся. Не знаю, чего хотят эти злобные пули от моих детей?!

В то же утро за каких-нибудь час-два весть о ранении Ази облетела всю Ленкорань. Хавер узнала об этом на службе – позвонила подруга и говорит: ой, как обидно, что Ази накануне отпуска ранение получил…

Телефонная трубка упала из задрожавшей руки Хавер. Она не помнила, как ее довели домой…

– Мама, есть что-нибудь от Ази? – спросила она, придя в себя.

Слезы высохли на глазах старухи. Она кормила рисовым отваром Арифа. Покачала головой: ничего нет. Не хотела при детях говорить об отце.

– Мама, а где телеграмма? Дай мне!

– Телеграммы не было, дочка. Кто тебе об этом сказал?

– Кто может сказать? Весь город знает.

– Ну, успокойся, после поговорим. – Глаза старушки наполнились слезами. Вздохнув, она отвернулась, вытерла слезы концом шали.

Хавер тоже старалась не показывать детям слез.

Но Ариф заметил, что мать отворачивается, обнял ее за плечи:

– Не плачь, мама.

– Я не плачу, – Хавер, вытерев слезы, взяла мальчика на руки. Нагнувшись, он заглянул ей в лицо.

– Мама, ты плачешь? И бабушка плачет. Что с вами?

– Ничего милый.

– Если ничего, почему обе плачете?

– Мы не плачем. Лук чистили, вот и текут слезы. Иди во двор, поиграйся.

И когда Ариф нехотя вышел, Хавер спросила, где Тофик.

– Я его на улицу отпустила. Думаю, глядя на нас, он догадается, в чем дело, и нам его не успокоить.

– Что же нам теперь делать, мама? Как узнать что-нибудь об Ази?

– Телеграмма пришла в райком.

– Зачем же в райком?

– Я тоже не понимаю. Чувствую, что-то неладно. Я Рзу послала в райком, пусть позвонят оттуда в Баку, где большие люди сидят. Они знают, где находится Ази. Как только узнаем, где он лежит, я тотчас к нему поеду. Сама за ним буду ходить. Поставлю его на ноги. А если нет – там и умру!

Нушаферин места себе не находила. Еще утром она с удовлетворением думала о том, что они успели сделать для встречи сына. Все было готово, все начищено, все блестело, в любую минуту ставь на огонь. Но сейчас она видеть не могла все эти казаны, шумовки, дуршлаги, кастрюли, тарелки и блюда – все это стало вдруг ненужным, но все напоминало о несостоявшемся приезде сына. "Аллах лишил меня радости увидеть свое дитя после стольких лет разлуки и войны. Что ж, я потерплю, подожду, лишь бы Ази поправился, может, и доживу до встречи", – горестно размышляла Нушаферин. А Рза как ушел в райком, так будто в воду канул. Наконец, она уже решила послать за ним невестку, – и тут он появился. Однако ничего утешительного не принес. Ма-медбейли при нем звонил в Баку, в Центральный Комитет партии, – сказали, что еще не удалось узнать адрес госпиталя, обещали позвонить, как только удастся выяснить.