Гусейн Аббасзаде - Генерал

Но то, что она сказала, поразило его.

– Николай Никанорович, я хотела бы знать, почему тогда, после первых боев, Гасанзаде не был представлен к награде? Почему его обошли? Ведь наградные вы составляли?

Смородина смотрела на него в упор, словно гипнотизировала. Подполковник замер в изумлении: "Я никому об этом не рассказывал. Откуда ей это известно? Догадалась сама, или?.."

– Вы что, мстили тогда лейтенанту? Из-за меня?

– Нет, я не мстил. Рано было его представлять.

– Но ведь командир полка считал, что надо?

– Ты неправа. О мести я не думал.

– Не упорствуйте в неправде, товарищ подполковник. Я и тогда почему-то с подозрением отнеслась к некоторым вашим поступкам. И оказалось, что была права…

У Пронина пересохло в горле.

– Было такое дело… Да, признаю.

– А говорите, что, кроме ревности, ничего другого за вами нет. Я уже не говорю о письме, которое вы мне прислали.

– Лена, клянусь тебе: все, что там написано, чепуха! Я ни с кем не встречался! Никого у меня, кроме тебя, не было и нет! Написал, чтобы досадить тебе. Если не веришь, можешь хоть сейчас поехать в госпиталь и все разузнать.

– Если бы я была вашей законной женой, и то до такого не опустилась бы! Да о чем речь? Встречались вы с кем или нет – это меня совершенно не касается, и давайте на этом закончим наш разговор.

– Но ты не дала мне окончательного ответа.

– По-моему, окончательный ответ ясен.

– Значит, ты никогда и не любила меня. И все, что ты сейчас говоришь только предлог для разрыва.

– Что я могу сказать? Пусть будет по-вашему!

В последних словах Смородиной Пронину почудилась надежда, поэтому, поднявшись и надев фуражку, он не спешил уйти. Прошелся рукой по пуговицам гимнастерки, поправил пряжку ремня. Ему казалось, что, увидев, как он огорчен, Лена смягчится, скажет: "Не уходи". Но желанных слов он не услышал – Смородина сидела за столом с таким видом, словно хотела сказать: "Ну, кто следующий?" "И зачем я только пришел сегодня? – думал Пронин, берясь за скобу двери. – Может, попал под горячую руку? Пришел бы в подходящий момент, может, по-другому бы встретила. Столько ждал, столько выбирал время для встречи, и вот… Нет, не надо было сегодня приходить", подумал он и взглянул на Смородину.

И в тот же момент Лена подняла голову от стола.

– Когда я решила соединить свою жизнь с вашей, я представляла вас совсем другим. Открытым, честным, прямым!… Жизнь показала, что я ошиблась. Поэтому будет лучше, если мы расстанемся сразу. Не буду скрывать… – Голос ее дрогнул, на глаза навернулись слезы, она замолкла на мгновение, и, чтобы не показать Пронину слез, отвернулась к стене: – Не буду скрывать, у меня был от вас ребенок…

– Ребенок!.. – повторил Пронин и сел на стул, словно внезапно обессилев.

– Я не раз пыталась поговорить об этом с вами, а вы не пожелали даже меня видеть… Что оставалось делать? Ребенок был бы… А его нет. – Глаза Лены наполнились слезами, и, уже не скрывая слез и не отворачиваясь больше, она сказала: – Теперь у меня ничего не осталось от моей любви к вам, и нас уже ничто не связывает. – Смородина с трудом сдерживала себя. Теперь вы свободны, Николай Никанорович. И прошу вас: оставьте меня одну.

Пронин ушел, не попрощавшись.

Оправившись от раны, полученной под Котельниково, Густав Вагнер явился за новым назначением. Несколько месяцев он служил в штабе сухопутных войск, инспектировал армейские части на Восточном фронте, писал толковые и обстоятельные донесения и ждал новых распоряжений. Ему нравилась его новая должность: он не нес никакой персональной ответственности за состояние войск и за исход той или иной операции и мог не беспокоиться за свою жизнь. В то же время от него, от его мнения многое зависело, это все понимали, многие искали случая сойтись с ним поближе; он свел знакомство с рядом известных и влиятельных генералов, от которых он и сам мог зависеть, сблизился с видными военными специалистами, и многому научился, находясь рядом с опытными военачальниками, и изо всех сил старался угодить кому следует, чтобы создать о себе положительное мнение, не упустить прекрасную должность, открывающую столько возможностей.

Но всему приходит конец. Вслед за радостной вестью о присвоении ему звания генерал-лейтенанта, от которой он возликовал, и по случаю которой даже устроил небольшую пирушку, пришла другая весть, испортившая ему настроение: Вагнер получил новое назначение и вступил в командование танковым корпусом…