Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Но ускорять события еще не хотелось, хотя задуманное становилось неотвратимым. Меня словно подпирало упорство: «Ага! Ну-ну!»

Местом явки Мария Черная назначила подножие «Потемкинской лестницы», как мы называли спуск по улице Карла Маркса до набережной.

Сестра попросила проводить ее, и мы, одевшись в лучшее, направились туда вместе. Шли, по-моему, держась под руку. Знали, что нужно разговаривать и вести себя как всегда, а еще лучше — идти одна за другой, не теряя сестру из виду. Так хоть, если что, кто-нибудь да спасется — под боком развалины. Однако шагали молча, то и дело сжимая друг другу пальцы.

По набережной промаршировал взвод солдат. Промчался мотоциклист с автоматом, в каске и защитных очках. Около входа в парк вихрастый мальчишка суконкой чистил сапоги какому-то ферту. Из них опасным мог оказаться один только ферт. Но сердце билось учащенно. Немного успокоились только, когда увидели Похлебаева. Перекинув дождевик через плечо, в расстегнутой косоворотке, в берете, он бросал камешки в речку и любезничал с женщиной в простом, строгом темном костюме. «Черная!» — подумалось почему-то с ревностью, будто та становилась между мной и Галей.

— Обещаете? Значит, билет, можно считать, в кармане? — долетел до меня грудной голос женщины. — Тогда давайте сверим часы…

Галя вернулась домой позже. Застала меня у окна. Догадалась, что я ожидала ее ни жива ни мертва… Кинулась на шею.

— Это, кажется, что надо! Сказала: иначе нельзя, если хочу остаться честной… Пойдешь завтра с ней в лес… Смотри во все глаза, Валечка!

Наперекор всему стало как-то легче — решающее приближалось.

Сославшись в столовой на болезнь дочери, я отпросилась с работы. Как всегда заботливый и деликатный, Николай проводил меня до Татарских огородов.

Галя была права, Черной в самом деле хотелось верить — сдержанная, спокойная. «Если попадем под проверку, ты молчи, — посоветовала, когда двинулись в дорогу. — Я постараюсь сама выкрутиться». Однако слишком многое было поставлено на карту, и я, чтобы застраховаться, все-таки решила: увижу, что предает, скажу — сама проверяла ее. Это, конечно, было наивно, но подавало кое-какую надежду — я ведь рисковала Галей, детьми!..

Словно разгадав мои мысли, Мария заулыбалась.

— Вернешься, сходи к своим. Пускай пустят слух, что гаулейтер дает Гале квартиру и та берет всех к себе. На днях мы вывезем твоих.

Она знала про Масюковщину! А главное — уже имела план!.. Сказала об этом, когда перешли речку Вяча. В Беларучах же устало улыбнулась; «Ну вот и поздравляю — дома!» И мне стало так хорошо и тепло, как бывало только с Галей, когда сестра, отчитав за что-нибудь, внезапно добрела и забывала о моей провинности. Галю я застала взволнованной.

— Ну как? — не дала она мне раздеться, снять платок.

— Кажется, все в порядке…

— Вчера у гаулейтера собралась вся верхушка — Готберг, доктор Кайзер, Янецкий. Сидели в кабинете, за столиком у камина. Я подкладывала дрова, мешала в камине… Готовится какая-то «грандиозная» акция. Самая массовая. Гаулейтер после кружил по ковру и напевал свое «гайлю-гайлю»… Позвал меня из коридора, сунул, как тем детям, «бон-бон», показал зубы… Значит, снова тысячи жертв! Малыши, старики… Боюсь, понимаешь, погибнуть первой. Ты погибнешь, а он останется!

— Подожди, выслушай меня сначала…

Я знала, что Галя сердится и возмущается, если ей не дают излить душу. Но в последнее время лишь так, переключая разговор на другое, мне удавалось успокоить ее.

— Черная придет как бы купить что-то у нас. Будем торговаться и договариваться…

Было видно, решение у Гали созрело, она полна душевных сил, хотя и мучится. Опасность подстерегала ее в одном — она могла перегореть. Я вряд ли выдержала бы такое напряжение, но понимала ее лучше, чем она себя. Обняв Галю, я прижала ее голову к своему плечу, стала гладить ей волосы.

Сестру охватила какая-то святая наивность. Я же, наоборот, держалась как бдительный сторожевой пес.

Когда опять заглянул Николай, Галя вдруг взялась уговаривать его, чтобы вместе с нами бежал в лес.

— Что вы дружите с Валей, известно не только честным людям, — убеждала она.

Тот скорбно, будто соглашаясь, качал головой, но усмехался.

— Вам хорошо, но мне как с пустыми руками? Взорву кино с фрицами, тогда и айда. А пока командировку в Лиду возьму.

— Правильно! — жестко поддержала я, хотя на глазах закипели слезы. — И вообще, Николай, тебе здесь нечего больше делать. Иди…