Павел Кочегин - В небе полярных зорь

— Афоня, тебе письмо, понимаешь — письмо! — радостно кричит он.

— Брось, не шути, Сеня.

— А он и не шутит, — ответил за Блажко Комлев и передал письмо.

— От мамы! — обрадовался Кучеренко.

Конверт помят, надпись потерта. По-видимому, прежде чем попасть на почту, оно долго таскалось в карманах, переходило из рук в руки. На треугольнике штамп московского почтамта.

— До Москвы с попутчиками шло, — высказал предположение Афанасий и, волнуясь, развернул треугольник. Исчезла его улыбка, все больше и больше хмурились брови, мрачнело лицо.

— От паразиты! От зверье несчастное! — с дрожью в голосе прошептал он. На глаза навернулись слезы.

— Что пишут? — нарушив тишину, спросил замполит. Афанасий вместо ответа передал письмо. Комлев начал читать вслух:

«...Рано утром ворвались в нашу хату фашисты. Твоя сестрица Ганна спала еще в своей светелочке и видела сладкие сны. Схватили ее злые враги, поволокли на улицу. Я кинулась ей на выручку, да где там: скрутили мои руки, точно железом. Разрывалось мое сердце на части, а помочь своей голубке я не могла, только лила слезы да стонала. Увезли нашу Ганну в неметчину и что с ней сделалось, я не ведаю. Многих дивчин увезли. Стон стоял над селом, как сама родная мать-земля рыдала, а слез-то пролито — реки полноводные. Где же ты, мой сынку? Найдет ли тебя это письмо? Вернешься ли ты до дому? А хаты теперь у нас нема. Спалили ее. Живу у добрых людей, а питаюсь, чем бог подаст».

Две крупные материнские слезы, упавшие на лист, расплылись в большие пятна.

— Придем, мама, скоро придем, — сквозь стиснутые зубы клялись друзья. — Вернем тебе Ганну, построим хату краше прежней, а врагам пощады не будет!

С командного пункта полка пришел Ветров.

— У вас что, митинг? — спросил он.

— Да, — коротко ответил Комлев.

— У меня срочное задание на разведку.

— Я пойду, — решительно заявил Кучеренко.

— И я! — сделал шаг вперед Блажко.

После комсомольского собрания Блажко не мог смотреть товарищам в глаза, а свою вину перед Мирзоевым пытался искупить в жестоких боях. Однако друзья и командование относились к нему недоверчиво, и это его угнетало.

Кучеренко и Блажко вылетели на разведку рокадной дороги 10 10 Дорога, идущая вдоль линии фронта. , по которой враг, что-то замышляя, перебрасывал войска с одного фланга этого участка фронта на другой. Сквозь завесу зенитного огня над линией фронта проскочили на большой скорости.

— Слева «костыли», атакуем! — передал по радио ведущий.

Девять одномоторных бомбардировщиков «Юнкерс-87» плотным строем, словно на параде, шли к линии фронта.

С боевого разворота Кучеренко атаковал ведущего. Взрыв и к земле камнем полетел мотор, долго качался в воздухе кусок плоскости, потом и он опустился на сопку.

— От тоби, бисова душа! От тоби, гад! — с ненавистью шептал летчик, бросая машину в новую атаку.

Впереди Кучеренко пикирует машина Блажко. Ее пронизывают огненные трассы. Но Блажко упорно сближается с «лапотником» (еще и так называли наши летчики этот тип вражеских машин). Пуля немецкого стрелка ударила в бронестекло и отпечатала на нем темное пятно с расходящимися от центра трещинами. Блажко крепче сжимает ручку управления. Дистанция — пятьдесят метров. В прицеле искаженное страхом лицо фашиста. Летчик нажал на спуск. Самолет изрыгнул сноп огня. Юнкерс вошел в крутую спираль, а потом, закрутившись в штопоре, врезался в сопку.

Строй бомбардировщиков нарушился. От самолетов отделились сигары- бомбы и рухнули в скалы. С крутым пикированием фашисты стали отрываться от преследования истребителей. Однако те и не думали преследовать: у них было свое задание.

Кучеренко вышел на курс к цели, когда услышал по радио голос Блажко:

— У меня мотор барахлит.

— Пошли домой.

— А задание?

— Что у тебя там?

— Трясет на больших оборотах.

— Тогда занимай мое место, я тебя буду прикрывать. Извиваясь у подножия сопок, вдоль линии фронта идет шоссейная дорога. Разведчики внимательно просмотрели заданный участок. Дорога пустынна. Они уже повернули домой, как вдруг Блажко спросил:

— Видишь?

— Ничего не вижу.

— У дороги примят снег.

Теперь и Кучеренко увидел лыжные следы, уходившие в лощину. Там они и обрывались.

— Вот хитрюги! Врут, не уйдут! — ликующе прокричал Кучеренко.

Он передал на КП координаты обнаруженного противника и, выполнив переворот, ввел самолет в пикирование. Из пушки и пулеметов ударил по пестрой сети и распорол ее. Теперь летчики отчетливо увидели, как мечутся под маскировочной сетью фашисты. Еще, еще один заход. С каждой новой атакой сильнее азарт боя. Вот летчик еще раз нажимает на гашетки, но оружие молчит. «Пересолил, — спохватился Кучеренко. — А вдруг нагрянут «мессеры»? У Семена мотор барахлит, а у меня ни единого снаряда. Плохие мы вояки». Однако своего опасения товарищу не передал.