Рикардо Фернандес де ла Регера - Ложись

Сели надо было отправляться в Дароку или Калатаюд, поднимались в четыре утра. От быстрой езды в открытой машине мерзли еще больше, и четырехчасовой путь превращался в настоящее мучение.

В это утро мороз был особенно свирепым. Термометр показывал 15 градусов ниже нуля, дул сильный ветер. До Кампильо едва добрались. Косогор у Сан-Бласа проехали, когда совсем рассвело. Ветер крепчал, он тащил за собой ветки, бумагу, швырял в глаза густую пыль. Выл, яростно налетая на кустарник, со злобным ревом обрушивался на машину, которая вздрагивала, словно от пощечин.

В Дароке произошла стычка с Эрнандесом и Руисом. Раньше Эрнандес был писарем при штабе батальона, и Руис пустил в ход все свои связи, чтобы добиться для него должности почтальона. До этого он был верным слугой Эрнандеса, его тенью, теперь же догнал его по службе. Эрнандес был высоким, тощим, нескладным малым, с длинной, узкой головой долихоцефала и отвратительным сдавленным голосом. Он всегда ездил с каптерами. Руис же с поручениями майора ездил только в Дароку или Калатаюд. «Особое задание», — с важным и таинственным видом заявлял он. «Задание» сводилось к покупке табака, папиросной бумаги, таблеток от кашля и прочей ерунды. Майор был пятидесятилетний холостяк, вся семья которого состояла из незамужней благочестивой сестры. Она кочевала за братом по всем фронтам, чтобы всегда иметь возможность о ним повидаться. Теперь она обосновалась в Дароке. Навестить ее, рассказать о том, как поживает майор, забрать шерстяные носки или свитер, которые она вязала для брата, было вторым и самым важным заданием Руиса.

Спор начался из-за того, кому ехать в кабине. Каптеры и почтальон придерживались строгой очереди. В кабине было гораздо легче переносить мороз. Малейшее отступление от этого правила вызывало яростные столкновения, прекращавшиеся лишь после того, как восстанавливался порядок. Эрнандес нарушил очередь, пользуясь тем, что служил в штабе, а Руис, начальник конвоя, встал на его сторону. Каптеры сначала вели себя сдержанно, но Руис все больше расходился и наглел. Завязалась яростная перебранка. В конце концов Эрнандес сделал нелепый жест, означавший, что он великодушно уступает, благородно отказываясь от неоспоримой привилегии. Но чванливый и заносчивый Руис не думал сдаваться; с важным видом он залез в кабину, точно отстоял свое бесспорное право.

Было совсем темно, когда они собрались выезжать из Дароки. По-прежнему дул сильный ветер.

— Сегодня подохнем от холода, — сказал кто-то. Ехать в кабине была очередь Прието, каптера второй роты, и Аугусто. Но там уже развалились Руис и Эрнандес.

— Послушай-ка, сейчас наша очередь, — возмутился Прието,

— Разве есть такое распоряжение? — с издевкой спросил Руис.

— Вы ехали утром. Хватит с вас! — вмешался Аугусто.

— Ну и что? Я начальник конвоя и хочу снова ехать в кабине, — отрезал писарь.

— Ты капрал, как и я! А если ты начальник конвоя, это не дает тебе никаких прав. Подумаешь, начальник, а Эрнандес кто? Я тоже капрал, как и он! — орал Прието.

— Ты вообще никто.

— А ты? Вы оба дерьмо.

— Если тебе это не нравится, скажешь майору, когда приедем в Кампильо. А вылезать мы не собираемся. Понял? — нагло отрезал Руис.

— Оставь их, — снова вмешался Аугусто. — Они свиньи, и останутся свиньями, пока живы.

— Они хуже свиней! — хрипло крикнул Прието. Те молчали и лишь презрительно улыбались.

— Болтайте что хотите, но лезьте в кузов. Каптеры были вынуждены забраться наверх. Машина двинулась.

Ехали очень медленно. Навстречу шли сотни машин, длинные, нескончаемые колонны. Приходилось задерживаться и пробираться в объезд, по разбитым проселочным дорогам.

Аугусто и Эспиналь, прижавшись друг к другу, укрылись своими одеялами.

— Ну как, хорошо?

— Хорошо, как каждому, кто подыхает от холода.

— Ну, так укройся получше, дружище! — Эспиналь почти совсем вылез из-под одеяла.

— Не надо. Мне хорошо, — раздраженно сказал Аугусто. Его злила чрезмерная заботливость помощника. Но тут же стало стыдно за свою грубость. — Оставь, не беспокойся. Спасибо!

Леденящий ветер бичом полосовал их спины. Ноги и руки закоченели. Болело все тело. Холод, словно стальной пилой, сдирал кожу.

Дороги, ведущие к Сан-Бласу, пересекаются на небольшом плато. На возвышенном месте машину вдруг резко подбросило, и она, глухо взвыв, остановилась. Водитель вылез, чертыхаясь.

— Нужна лебедка, иначе не справлюсь.