Алексей Леонтьев - Белая земля

— …Воздух, — говорит Дигирнес. — Воздух нашего Норвежского моря — лучшее средство от всех болезней. Верно, Роал?

Мой сосед по каюте штурман Иенсен молча кивает. Его нелегко заставить заговорить. Дигирнес — исключение среди норвежцев. В его роду все мужчины становились пасторами. Он первым, мальчишкой убежав из дома, нарушил традицию. Но груз наследственности давал себя знать.

— А я не спал, — вздыхает Дигирнес. — Проклятая старость…

— Беседовали с богом?

Дигирнес испытующе смотрит на меня, ожидая подвоха. Но я абсолютно серьёзен.

— Нет, — говорит Дигирнес, — слишком много забот. Для беседы с ним надо иметь покой на душе…

Над морем расходился туман. Вода была серо-зелёной, местами белел битый лёд. Небо облачно. Это успокаивало. Мы опасались немецких бомбардировщиков.

Базируясь на севере Норвегии, гитлеровцы зорко стерегут эту зыбкую тропинку, связывающую нас с союзниками. В мае им удалось потопить два английских крейсера. В июле — растрепать огромный караван, или, как говорят англичане, «конвой». Из тридцати пяти судов пошли ко дну двадцать два.

От камбуза тянуло дымком. Сейчас меньше качало. Я почувствовал голод.

— После завтрака приходите ко мне! — крикнул Дигирнес. — Я сейчас передам вахту.

Когда я вошёл в каюту, капитан сидел перед старинной библией в кожаном переплёте — реликвией, переходившей из поколения в поколение Дигирнесов. На столе стояла квадратная бутылка джина, дымящийся термос с кипятком и открытая банка консервированного лимонного сока. Мы вошли в полосу битого льда. Сильно похолодало, и всему экипажу полагалась к обеду порция водки. Но, судя по покрасневшему лицу Дигирнеса, он начал пользоваться этой добавкой к рациону ещё до первого завтрака.

Капитан знаком указал мне на стул.

— Вы слышали когда-нибудь про бой Давида с Голиафом?

— Немного. Кажется, Давид уложил его камнем из рогатки.

— Из пращи, пращи, юный язычник… «И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил филистимлянина в лоб, и он упал лицом на землю. Так одолел Давид филистимлянина пращой и камнем, меча же не было в руках Давида», — Дигирнес шумно захлопнул книгу. — Что вы будете пить? Чистый джин?

— Никак не привыкну к этой солёной водке. Лучше грог.

Капитан одобрительно кивнул. Он собственноручно готовил грог, рецептом которого очень гордился. Надо признаться, рецепт был не очень замысловатый: на полстакана водки — полстакана крутого кипятку, несколько кусков сахара и немного лимонного сока. Дигирнес наполнил два стакана.

— Ну-ка, попробуйте.

Я осторожно отпил глоток обжигающего напитка.

— Ну как? Не мало джина?

— Нет. В самый раз.

Дигирнес отхлебнул добрую половину своего стакана, поморщился.

— Горячая вода. — Он долил свой стакан из квадратной бутылки. — Давайте я вам тоже добавлю.

— Спасибо. Мне достаточно.

— Вы совсем не похожи на русского. Я встречал в ваших портах немало парней, которые умели выпить. У всех вас только один неисправимый недостаток — вы атеисты.

Дигирнес допил стакан и тут же налил себе снова. Что-то случилось. Недаром он перечитывал притчу о Давиде и Голиафе. Капитан не мог простить позора девятого апреля сорокового года, сданных без выстрела береговых укреплений Нарвика, несработавших минных полей у входа в Осло-Фиорд. Юный Давид смог победить великана Голиафа. Почему же сдалась почти без боя его маленькая гордая страна? Но что заставило Дигирнеса сегодня снова вспомнить об этом?

— Вы чем-то расстроены, капитан?

— Нет, всё хорошо. Всё идёт хорошо. Слишком хорошо, чтобы это продолжалось долго… Налить вам ещё?

— Только немного. Я ещё не спускался в трюм.

Дигирнес посмотрел на меня поверх стакана.

— Вы думаете, кому-нибудь ещё нужны эти станки?

— Полагаю, да.

Дигирнес налил себе чистого джина.

— Я слушал сегодня сводку, — сказал он. — Бои идут уже у Волги.

Было очень трудно услышать это, но я сдержался и как можно спокойней сказал:

— Дальше они не пройдут.

— Вы уверены?

— Да. У Волги сейчас стоит вся Россия.

— У вас гигантская страна, но не всё, мой друг, решается размером, — вздохнул Дигирнес. Он продолжал думать о своем. — Нас, норвежцев, всего три миллиона, но если у вас был Пётр Великий, то у нас король Сверре. У вас Достоевский и Толстой, а у нас Бьёрнсон и Ибсен.

Дигирнес вдруг притих и, допив стакан, буркнул:

— Это честный морской счёт. Книги Гамсуна я ещё год назад выбросил за борт.