Алексей Леонтьев - Белая земля

Отяжелев от еды, мы сидим у стола. Мы уже видели в сёмейном альбоме фотографии всех родственников гостеприимных хозяев, мы знаем, что у них двое сыновей-близнецов — Манус и Иван. Их так назвали при рождении в честь двух дедов. Но, когда близнецы подросли, выяснилось, что в нарушение всяких правил один из них вылитая мать, а другой как две капли похож на отца. И теперь мы смотрим в альбоме фотографии русого голубоглазого Мануса и смуглого брюнета Вани.

Их нет сейчас дома. Год назад сыновей призвали в армию. Старики остались одни, и, быть может, поэтому они так заботливо потчуют двух случайных молодых гостей.

Уже давно просох мой пиджак, а за окном всё льёт и льёт дождь. Наша турбаза на другом конце города. Не хочется уходить из тепла. Нина наконец подымается.

— Нам пора, Саша…

— Куда? — вскидывается хозяйка. — Смотрите, какой зарядил!

— Что делать. Может быть, это на всю ночь… Большое, большое спасибо вам!

Нина берёт своё платье. Я — пиджак.

— Ну и что? Может, вы думаете — у нас не хватит для вас места? Ты слышишь, Никос? Они думают, что в нашем доме не найдётся места! Оставайтесь. — Хозяйка решительно, забирает мой пиджак.

Я молчу. Я бы с удовольствием остался, но не знаю, как отнесётся к этому Нина. Пауза затягивается.

— Нет, — говорю я. — Что вы! Спасибо. Мы пойдём.

— И не думайте…

— Нет, нет, право…

— Ну хорошо, если у вас нет жалости до себя, то пожалейте её! Или вам будет приятно завтра видеть её с воспалением лёгких? Смотрите, какая она красная. У неё уже температура! Скажите же ему, Нина, что у вас температура!

— А может быть, правда останемся?

Наверное, ослышался. Неужели это говорит Нина?

— В самом деле… Такой дождь…

— Вот я слышу умные речи! — подхватывает хозяйка. — А то заладил — пойдём да пойдём. Сейчас я вас устрою!

Нина стоит отвернувшись. Уже в дверях хозяйка останавливается. Секунду колеблется, но всё-таки спрашивает:

— Вы извините, конечно… Я не спросила: вы как же будете — муж и жена?

— Конечно, — не задумываясь, говорю я. — Конечно. Муж и жена.

И всё-таки хозяйка переводит взгляд на Нину. Я равнодушно рассматриваю на стене вырезанную из «Огонька» репродукцию с изображением рыбачьей шаланды.

— Да, — говорит Нина, — конечно…

Мы одни. Мы лежим рядом. В комнате темно. Смутно проступают очертания мебели. Тяжёлый шкаф, письменный стол, этажерка с книгами. Это, видно, была комната сыновей хозяев. Над постелью на стене неясный тёмный прямоугольник. Я лежу на спине с открытыми глазами. Я знаю, что Нина тоже не спит.

— Нина, почему ты сказала «да, конечно»?

— А что мне оставалось? Спорить с тобой? Не думай, что это что-то значит.

— А я не думал.

— И не думай.

— И не думаю…

Мы снова молчим.

Мы лежим в удивительной тишине. Исчезла комната, дождь за окном, весь мир. Существуем только мы. Разве я знал раньше, что это такое счастье — просто лежать рядом с той, которую любишь. Время остановилось. Мы весь мир. Мы вдвоём.

И вдруг ослепительная молния прорезала тьму. Мы невольно отодвигаемся друг от друга. Молния обшаривает комнату, выхватывая из углов нашу постель, старинный шкаф, этажерку, горшки с цветами на подоконнике. Нина испуганно вскрикивает.

Сноп света исчезает. Он теперь скользит за окном по всей вселенной.

— Прожектор! — говорю я. — Тьфу, чёрт! Морской прожектор!

Луч прожектора, описав гигантскую параболу, вновь возвращается в нашу комнату. На этот раз я успеваю разглядеть темный прямоугольник на стене: столб света на мгновение вырвал из темноты фотографию. На ней сыновья хозяев: русый Манус и чернявый горбоносый Иван. Чуть напряжённые, в новеньких гимнастёрках, в пилотках на стриженых головах, они смотрят на нас со стены.

Я встаю. Подхожу к окну. Дождь перестал. Очистилось море. В небе показались звёзды. Луч прожектора продолжает обшаривать мир. Вот он, скользнув по звёздам, опускается к морю. И вдали у горизонта в полосе света — строгие тяжёлые силуэты кораблей. Мимо города идёт эскадра Черноморского флота.

Нина неслышно подходит сзади, кладёт руку мне на плечо.

…Я натыкаюсь на Риттера. Он опять остановился.

— В чём дело?

— Пора обедать.

— Рано.

— Я устал.

— А я нет. Вперёд!

Я лежу, прислушиваясь к тишине. Риттер спит. Я понимаю, что так долго продолжаться не может. Сегодня я отказался от ужина, предоставив Риттеру самому заботиться о себе. Подозрения лейтенанта от этого только усилились, конечно. Он разогревал консервы, варил кофе — доносились дразнящие запахи. Я поел всухомятку, не разводя огня, когда уже стемнело. Теперь я не сплю. Высоко в небе висят холодные звёзды. «…И звезда с звездою говорит…» Удивительный образ тишины. Как будто поэт так же лежал в ледяной пустыне. и смотрел на звёзды в мёртвой тишине, когда кажется, что можешь подслушать шёпот звёзд. Я вижу их как будто сквозь редкую кисею. Даже ночью зрение не восстанавливается полностью. А завтра, судя по всему, снова будет солнечный день. И завтра Риттер наверняка сделает выводы из моего странного состояния. Больше мне не удастся скрывать свою слепоту.