Алексей Леонтьев - Белая земля

С вершины гряды видно тёмное пятно в бухточке на северной оконечности островка. Кажется, я угадываю очертания небольшого строения. Риттер, зябко кутаясь в промокшую куртку, смотрит назад, туда, где за снежной пеленой остались его друзья, хлеб, тепло.

Тёмное пятно скрывается из виду, едва мы спускаемся на равнину. Но, пройдя ещё шагов пятьсот, я замечаю, что впереди торчит шест. Здесь не могли расти деревья. Значит, этот шест кто-нибудь поставил. Скоро можно уже различить обрывок тряпки на его вершине.

Риттер тоже посматривает на шест. На его лице заметно беспокойство. Пожалуй, появление этого ориентира неожиданно и для него. А может быть, немцы просто никогда не заглядывали на этот островок?

Я изготавливаю автомат и прибавляю шаг.

Через несколько минут за шестом показалась труба, затем плоская крыша в один скат и, наконец, весь дом. Это настоящий бревенчатый дом, напоминающий охотничьи зимовья Сибири. Его ещё не успело занести снегом. Он необитаем. Узкие окна заколочены досками. Плотно закрытая дверь примерно на треть завалена снегом. К ней «на счастье» прибита подкова.

Это кажется сном. Я сижу раздетый у раскалённой чугунной печки. Рядом сушатся мой комбинезон и куртка Риттера. Жарко, но я всё ещё дрожу от озноба. На полу зимовья слой льда, нетолстый, его нетрудно будет убрать. Налево — чугунная печка, возле неё ящик с заботливо приготовленными мелко напиленными дровами, направо грубо сколоченный стол, прямо против дверей широкие нары. На них сложены продукты. Банки консервированного мяса, рыбы, сгущённого молока, кофе, ящики белоснежных галет. Всё это в идеальном порядке, тщательно укрытое брезентом. Да, прав был Дигирнес: первый закон севера — позаботиться о том, кто может прийти вслед за тобой.

За стеной возится Риттер. Я запер его в небольшой чулан при входе.

Руки невольно дрожали, когда я открывал взятые наугад консервные банки. В одной оказалась свинина, в другой — копченые селёдки, в третьей — паштет. И всё свежее, как будто только из магазина. Спасибо, неизвестные друзья! Чтобы всегда была вам удача! В доме нет никакой записки, только обрывки газет на незнакомом мне скандинавском языке. Вероятно, здесь зимовали охотники за морским зверем.

Я сварил суп из жирной консервированной свинины, заправил его сушёным картофелем. Затемнив окно, зажёг лампу. В ней ещё булькал керосин. Чёрт возьми, как будто даже не было кошмара прошедшей недели!

Я накрыл фантастический ужин. Этот день надо было отметить. Во фляжке капитана Дигирнеса ещё оставалось несколько глотков спирта. Нет, честное слово, совсем не так плохо было жить на земле.

Я вынул из автомата магазин, расстегнул кобуру от пистолета и выпустил из чулана Риттера. Он вошёл, зябко потирая руки. Молча сел за стол. Отсветы пламени от печки вспыхивали на тёмных стёклах его очков. Сейчас, без меховой куртки, в толстом свитере, он казался постаревшим и очень уставшим. Я разлил по кружкам остатки спирта. Пусть Риттер тоже выпьёт, чёрт с ним. Острый запах распространился по комнате. От него, а может быть, от жирного супа слегка кружилась голова. Риттер отодвинул кружку, даже не пригубив, и принялся за еду. Ну а я всё равно выпью сейчас за спасение, жизнь, тепло и за тех славных ребят, что позаботились о нас, даже не подозревая о нашем существовании.

Сразу перестало знобить. Я закусил копчёной селёдкой, потом навалился на суп и, наконец, отдал должное паштету. Говорят, после долгого голодания нельзя много есть, но сейчас было невозможно соблюдать благоразумную диету. Еда в первый момент опьянила. Захотелось громко разговаривать, шутить. Но передо мной маячило угрюмое лицо Риттера, хмуро доканчивающего ужин. Ел он тоже много, но к спирту так и не притронулся. Мне мучительно хотелось выпить спирт, оставшийся в его кружке, но я понимал, что этого делать нельзя.

Потом стало клонить в сон. Впрочем, «клонить» — это мягко сказано. Меня просто опрокидывало в тёмную беззвучную пропасть. Я уже хотел отправить Риттера снова в чулан, но напоследок решил выпить ещё кофе. Кутить так кутить.

Уже несколько раз моё внимание привлекал небольшой металлический ящик, задвинутый в угол. Занятый приготовлением ужина, я не успел его рассмотреть. Кофе оказался слишком горячим, и, отставив дымящуюся кружку, я шагнул в угол. В следующий момент я уже забыл и о кофе, и о сне, и даже о Риттере, оставшемся за столом.

Ящик оказался радиоприёмником. За ним лежали тяжёлые параллелепипеды батарей. Они были сухие. Кислота ещё не успела разъесть цинковых оболочек. Очевидно, люди покинули этот дом совсем недавно.