Альберт Мальц - Крест и стрела

И тут Берта не знала, что ответить. Перед этой мыслью все другие доводы теряли свою силу. И тогда ненависть к нему и тревогу за себя захлестывало истерически страстное желание подползти на коленях к больничной койке, целовать его руки и молить о прощении.

Берта плакала, и ни разум, ни сердце не облегчали ей смятения и боли.

Шел пятый час утра, когда Анна Манке подъехала к ферме на велосипеде Латцельбургера. Берта не слышала ни скрипа калитки, ни энергичного стука в дверь и испуганно вскочила с кровати, когда Анна громко окликнула ее, войдя в кухню. Сердце ее сжалось от страха при мысли, что ее опять вызывают к комиссару гестапо. Из чувства самосохранения она рассказала Керу далеко не все, что произошло этой ночью, и скрыла свой разговор с Веглером. Если будет второй допрос, вряд ли она сумеет выгородить себя.

Анна снова окликнула ее; Берта узнала Анну по голосу и мгновенно сообразила, что нужно схитрить. Сонным голосом она пробормотала: «Кто там?» — и вдруг быстро стянула с себя красивый свитер и сунула его под подушку.

Этот свитер, подарок сына, был бесконечно дорог Берте. В декабре прошлого года, когда был сбор теплых вещей для солдат, воевавших в России, Анна Манке явилась с такими увещеваниями, что Берте пришлось расстаться со своим единственным свитером. Сейчас снова близилась кампания «зимней помощи». Если Анна увидит этот новый свитер, то Берта и опомниться не успеет, как он исчезнет в проклятом мешке. Она решила не отдавать его ни в коем случае. Конечно, теплые вещи нужны бедным нашим солдатам, страдающим от лютых русских морозов (слава богу, ее мальчик пока что избежал этой пытки), но, в конце концов, в Германии тоже холодная зима. Как прикажете быть крестьянке, которая почти все время работает на дворе или в поле? И кто о тебе позаботится, если ты сама о себе не позаботишься?

— Встань, пожалуйста, Берта, — громко сказала Анна. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Иду, иду! — сонным голосом ответила Берта. Она сняла юбку, раскрыла постель и растрепала волосы. Потом накинула латаный халат и открыла дверь. Анна водила по кухне лучом фонарика-карандаша; она уже успела опустить маскировочную шторку.

— Ну и ну! — воскликнула она. — Спокойный же у тебя характер: так крепко заснуть после всего, что ты сегодня пережила! Бедняжка моя, надо же случиться такой беде!

Берта пожала плечами. Анна потушила фонарик.

— Зажги лампу, дорогая. Нам с тобой нужно серьезно поговорить.

Берта заколебалась. Она знала, что лицо у нее распухло и все в пятнах от слез; ей не хотелось, чтобы Анна заметила эти следы раскаяния.

— Лампа разбилась… свечей у меня нет. Если поднять штору, будет светло.

Анна передернула плечами и направила луч фонарика вниз. Берта подняла штору. В комнате разлился бледный предрассветный сумрак.

— Вот дела-то, а, Берта? — оживленно воскликнула Анна. — Подумать только, ты обручена с предателем! Просто не верится, что ты ничего за ним не замечала раньше!

— Еще что выдумали! — разозлилась Берта. — Вы на что намекаете? Я…

— Ну, ну, ладно, — торопливо перебила ее Анна. — Не сердись. Это я просто так обмолвилась. Ни на что я не намекаю.

— Паршивые же у вас обмолвки, — с яростью возразила Берта. — Хватит с меня! Не желаю слышать никаких намеков. Эти молодчики с завода на что уж ловки, а и то ничего не заметили. Ему дали крест за заслуги.

— Да, конечно, — умиротворяюще сказала Анна. — Забудем про это. Извини, пожалуйста. В конце концов, ведь ты спасла завод. Я тебя от души поздравляю.

Берта села.

— Ну а зачем вы явились среди ночи? Если потому, что до вас дошли слухи и вам захотелось посудачить…

«Странно, что это она так запальчива?» — подумала Анна, чувствуя, как в ней закипает раздражение.

— Знаешь, Берта, не дури. За этим я не пришла бы в четыре часа ночи.

— А зачем же тогда? Уж будьте добры, выкладывайте поскорее и дайте мне хоть немного поспать. Скоро рассветет, и мне надо будет доить коров.

— А как ты считаешь, зачем я пришла? — холодно спросила Анна. — За рецептом печенья, что ли? Может, ты забыла, что носишь ребенка Веглера?

— О!..

— «О!» — передразнила Анна. — Теперь, небось, прикусила язык? Анна Манке не такая уж дура, да? Она пришла сюда не сплетничать. Уж если говорить правду, она примчалась за пять километров на велосипеде в четыре часа ночи потому, что думает о благополучии фрау Линг. — Анна тоже села и неожиданно засмеялась. — Во всяком случае, хватит болтать глупости.