— Я? С поляком?! — хрипло выкрикнула она.
— Поэтому Веглер и сказал, что он виноват?
— И кому это взбрело в голову! — исступленно кричала женщина. — Слышать даже не хочу!
Кер усмехнулся.
— Ну ладно, дорогая, сядьте. Успокойтесь, пожалуйста. Полицейскому чиновнику приходится спрашивать обо всем… даже о том, чему он сам не верит. — Он знал, что обвинение необоснованно. — А теперь расскажите, что у вас было вечером с Веглером. Вы поссорились?
Она покачала головой. Лицо ее все еще горело.
— Нет. Я ему только сказала, что он, видно, спятил, — он так странно говорил.
— А вообще вы с ним ссорились?
— Нет, герр комиссар.
— Сколько времени пробыл у вас вчера Веглер?
— Ну, наверное… с полчаса… не больше.
— Поздно вечером?
— Да. Как раз перед тем, как он… сделал это.
— А день он разве провел не у вас? У него была увольнительная с завода.
— Нет, не у меня, герр комиссар. Он пришел поздно вечером. Я уже легла спать.
— Вы уверены, фрау Линг?
— Я могу доказать. Весь день я работала на поле. И поляк был там.
Кер, вздохнув, заглянул в записную книжку.
— Ну, а керосин, которым Веглер полил сено? Где он его взял?
Берта не опустила глаз под его пристальным взглядом.
— Это мой керосин. Месячный паек. Он и лампу у меня взял тоже. И разбил. Теперь целый месяц буду сидеть без света.
— Зачем же вы ему отдали?
— Отдала? — визгливо вскрикнула Берта. — Да я и не знала ничего. Я была у себя в спальне. Только потом увидела.
Кер помолчал. Затем сердито захлопнул записную книжку. Пока что ничего существенного, и вообще, фактов — кот наплакал.
— Вы… э-э… очень любили Веглера, фрау Линг?
Берта ничего не ответила.
— В сущности, вы и сейчас его любите.
— Ничего подобного. Вот еще! — со злостью воскликнула она. — Стану я любить предателя!
— Что ж, бывает и так… Женское сердце…
— Много вы, мужчины, знаете о женском сердце! Подумать только, сделать такое… Ведь англичане могли убить и меня тоже. — Она сердито натянула на плечи платок. — Чистое сумасшествие, вот что это такое!
— Вы его теперь ненавидите?
— Еще бы. Он давал сигналы англичанам. Я же немка.
— Хорошо, что вы от него избавились, а?
— Еще бы.
— Если пожелаете, дорогая моя… могу это устроить… вы сможете присутствовать, когда ему будут отрубать голову.
Она судорожно икнула — казалось, ее вот-вот вырвет — и, словно от удара, схватилась обеими руками за живот. Лицо ее так побелело, что Кер испугался, как бы она не хлопнулась в обморок.
— Вам это неприятно? Почему?
Берта ничего не ответила, только в глазах ее отразилась тоскливая, горькая беспомощность перед этой мужской жестокостью.
— Прошу извинить, — сказал Кер, — следователь должен интересоваться всем решительно. — Он поглядел на закрытую папку — досье Веглера. Он был склонен верить, что эта женщина не утаивает от него ничего серьезного, но все-таки странно, что ей нечего больше сказать. Не может быть, чтобы Веглер ни словом не выдал свое враждебное отношение к правительству.
— Знаете, фрау Линг, иногда человек случайно обронит какую-нибудь фразу, а мы и не обратим внимания. Потом, когда нам становится кое-что известно, мы начинаем копаться в памяти и вдруг понимаем, что эти случайные слова имеют очень важный смысл. Постарайтесь вспомнить, не говорил ли он вам чего-нибудь такого…
— Ничего, герр комиссар, поверьте мне. С тех пор, как это случилось, я все думаю и думаю. Нет, ровно ничего. Сами посудите: ему даже дали на заводе крест за заслуги.
Кер опять вздохнул. Простонародью ложь дается с трудом, — но с таким же трудом оно и мыслит. Если Веглер состоял в подпольной коммунистической группе и был ловким саботажником (а это — единственное логическое предположение), то такая коровища могла, конечно, проморгать десятки важнейших улик. Разве только Веглер и вправду сошел с ума, как она считает.
— Ну что ж, дорогая, я думаю, вы можете идти домой. Вероятно, мне нужно будет опять повидаться с вами через несколько часов.
— Спасибо, герр комиссар.
— Вы уж простите, если я сказал вам что-нибудь обидное. На самом деле я очень добрый. Если бы вы знали меня лучше…
— Конечно, герр комиссар. — Берта встала.
Кер с квохчущим смешком подошел к ней, обогнув стол.
— Никто не хочет любить полицейских. Для холостяка, вроде меня, это просто беда. — На какое-то мгновение глаза их встретились, и Кер весело подумал, что как женщина ни проста, а это она всегда поймет.
Читать дальше