Альберт Мальц - Крест и стрела

Перед честными литераторами всего мира сам факт существования фашизма поставил проблемы, разрешение которых было жизненно необходимо миллионам людей. Почему в стране старой культуры стало возможным возвращение к средневековью? Каков был процесс принятия фашизма обыкновенными людьми? Кто сопротивлялся фашизму? Как сделать, чтобы это больше не повторилось?

Естественно, что отвечать на эти вопросы стремились и до сих пор стремятся прежде всего писатели-немцы. Однако проблема фашизма стала проблемой международной.

Если эти вопросы, хотя бы косвенно, были связаны с предшествующей творческой биографией писателя, он, услышав этот зов, этот социальный и моральный заказ, отвечал или пытался отвечать на них. Такого рода писателем был и Альберт Мальц.

Становление Мальца как человека (он родился в 1908 году) происходило в тот период, когда Америка была охвачена жесточайшим кризисом, когда рушились основы десятилетиями устоявшегося порядка вещей, когда приоткрылась бездна под мнимым благополучием и, казалось, приходил конец господству «его препохабия» капитала. После окончания университета он стал безработным и голодал вместе с миллионами своих соотечественников. Он соприкоснулся с множеством американских трагедий. В его внутренний мир, а затем и в его литературный словарь вошло слово waste — растрата, зряшное, ненужное существование, напрасная трата сил, богатств человеческой души. И он начал писать о людях, гибнущих понапрасну.

За прошедшие с тех пор тридцать лет Америка очень изменилась. Но и на родине Мальца и за ее пределами еще очень много горя, много несостоявшихся человеческих судеб — судеб, растраченных зря. И, постоянно думая об этих океанах горя, ощущая их приливы в собственном сердце, Мальц не может оставаться спокойным.

О Мальце можно сказать, что он коммунист чувства: еще в тридцатые годы по порыву сердца пришел писатель в коммунистическую партию США. Вместе с другими деятелями левого движения в Америке он искал выхода из тупика противоречий буржуазного мира, вместе с другими писателями-гуманистами искал тот тип общественных отношений, который вернул бы человека к Человеку. И тогда он столкнулся с тем, что такие поиски — поиски ответов на вопросы, как жить, что делать, — неизбежно ведут к выбору: принимать буржуазный мир как он есть и приспосабливаться к существующему порядку вещей или отвергнуть его и бороться. Так возникает в сознании писателя одна из главных проблем его жизни и жизни его героев — проблема выбора.

Мальц сделал свой выбор в юности и остался верен ему на протяжении всей жизни. Он избрал борьбу. Как и тридцать лет назад, его глубоко волнует возникновение зла, существование любого источника зла. Так же как и тридцать лет назад, он верит, что человек живет на земле не напрасно, что человек — это звучит гордо, что человек выявляет самое глубокое, самое естественное, самое человеческое тогда, когда он сражается против несправедливости. Как и тридцать лет назад, он уверен, что именно коммунизм (а в буржуазном обществе — борьба за коммунизм) дает возможность человеку оставаться Человеком.

Ему приходилось и приходится преодолевать по-своему естественное стремление к покою, к уверенности в завтрашнем дне, к обеспеченности горячо любимой семьи и, наконец, стремление оставаться профессиональным писателем, то есть прежде всего публиковать свои книги.

Выбор, сделанный Мальцем, лишил его всего этого.

В 1938 году Мальц разделил премию О'Генри за лучший рассказ вместе с Джоном Стейнбеком и Ричардом Райтом. Двадцать лет спустя восемнадцать американских издательств отказались печатать его роман «Долгий день в короткой жизни».

Мальц, считавшийся в период войны одним из самых талантливых сценаристов Голливуда, награжденный несколькими премиями, после пребывания в тюрьме в 1950 году находится в «черном списке». В 1960 году он, по существу, был внесен в этот черный список вторично, когда режиссер Фрэнк Синатра под давлением реакционных кругов разорвал заключенный было с писателем договор на сценарий. Более десяти лет Мальц живет вне своей родины (в Мексике).

Казалось бы, нечему завидовать в его судьбе. А между тем ему свойственна та удивительная человеческая цельность, которую можно встретить только у людей, оставшихся верными себе.

Он живет в сложном, разорванном глубочайшими противоречиями мире. А потому и его внутренняя цельность не может не быть результатом вновь и вновь преодолеваемых внутренних противоречий.