Альберт Мальц - Крест и стрела

Он низко склонил голову и заплакал.

Снаружи мерно и глухо стучали о землю кирки и лопаты, роющие убежища, и слышался говор — взволнованный, напряженный и приглушенный, чтобы не потревожить небо.

7 часов 55 минут утра .

Теперь Вилли стало легче превозмогать боль и жажду. Он осознал это и тихонько рассмеялся про себя смехом призраков или глубоких стариков, которым все уже безразлично. Когда сиделка выбежала из палаты и Вилли понял, что она заподозрила что-то неладное, его на несколько секунд охватил ужас. Но когда вошел доктор Цодер, когда он заговорил с ним и приподнял ему веки большим пальцем, ужас сменился ненавистью. Вилли узнал Цодера. После того, как ему вручили крест, Баумер увел его в свой кабинет. Туда был вызван этот доктор.

— Слушайте, Цодер, — сказал ему Баумер в присутствии Вилли, — этот человек должен пройти медицинский осмотр. Собственно говоря, мне следовало бы подумать об этом раньше. Очевидно, Веглер не сможет сделать благородный жест и записаться добровольцем в армию, если армия признает его непригодным. Осмотрите его, ладно?

Так Веглер познакомился с этим доктором Цодером.

— Кашель есть? — спросил его Цодер, не подымаясь со стула.

— Нет, герр доктор, — ответил он.

— Пот по ночам?

— Нет.

— Геморрой? Кровь при испражнении?

— Нет.

— Осмотр закончен, — со смешком сказал Цодер Баумеру. — Армии ничего больше не требуется. Теперь не тридцать девятый год. Если ничего такого у человека нет, его можно назначать в команду для расстрелов.

Да, Веглер узнал этого доктора. И охватившая его жгучая ненависть придала ему новые силы. Всю свою жизнь он считал таких людей, как Цодер, чуть ли не мудрее всех на свете. Врач — человек ученый, говорили люди, и делает благородное дело. Но тут, в кабинете Баумера, в одно мгновение Вилли как бы заново увидел их всех — и врачей, и адвокатов, и учителей, и государственных деятелей, людей светлого ума, доброй воли, словно созданных для управления страной, и генералов, которых он всегда почитал, и законников, которым он всегда повиновался, — и понял, что все они — мошенники. Всю жизнь он чтил их и свято соблюдал все их законы только затем, чтобы прийти к такому недостойному концу, потерпеть такой крах. Когда-то в его среде был в ходу анекдот об усердном клерке, который приходил на службу минута в минуту, чурался профсоюзов, никогда не бастовал и покорно сносил снижение заработной платы в надежде, что, когда ему стукнет шестьдесят, он в награду за усердие получит золотые часы. В кузнечном цехе Вилли Веглер получил свои золотые часы — крест, пожалованный ему рабовладельцами. А в кабинете Баумера он словно увидел себя со стороны и окончательно понял, что он все время играл еще более глупую, более трагическую и шутовскую роль, чем тот клерк с золотыми часами.

Но зато сейчас Цодер снова пробудил в нем ненависть. И эта ненависть оказалась сильнее жажды, сильнее острой боли в паху. Да, он глупо прожил жизнь. И за это должен умереть. Но по крайней мере он швырнул им в лицо эти часы. Пусть опять является этот Цодер с его уродливой рожей. Вилли не издаст ни звука. Он знает, что он на краю могилы, и будет молчать. Он уже не чувствовал жажды. И не чувствовал боли. Ничего, кроме ненависти.

5 часов утра .

Баумер опустился на стул возле письменного стола Цодера.

— Хайль Гитлер, — хрипло произнес он.

— Доброе утро, — ответил Цодер с кудахтающим смешком. — Чего желаете? Старые банки-склянки? Может, часы без механизма или вставную челюсть? Мы торгуем всем, милостивый государь. Самые высокие цены в городе.

— Веглер уже пришел в себя?

— Лежит, как бревно. Хотите, попробуем стрихнин? — предложил Цодер и опять засмеялся.

— Да.

Цодер вскочил и прошел в нишу за спиной Баумера, где была умывальная раковина, несколько полок с лекарствами и инструментами и стерилизатор.

— Скажите, пожалуйста, доктор, почему вы смеетесь при каждом втором слове? — спросил Баумер.

Цодер помолчал, доставая пинцетом шприц из стерилизатора.

— Право, не знаю. Привычка, — сказал он и ухмыльнулся Баумеру в спину. — Вообще-то, жизнь мне кажется невероятно забавной.

— Неужели?

Цодер положил цилиндр шприца на полотенце.

— Вы слишком серьезны, Баумер. Ваша беда, если можно так выразиться, заключается в том, что вы перегружены идеалами. — Он вложил в цилиндр шприца поршень и вставил длинную иглу. — Идеалы давят на человека, превращают его в горбуна. — Он бросил на Баумера быстрый взгляд через плечо.