Альберт Мальц - Крест и стрела

Вилли ничего не ответил. Покусывая губы, он не сводил с нее пристального взгляда.

— Ты же не понимаешь, — закричала Берта. — Ты хоть выслушай меня, Вилли.

— Да, я слушаю.

— Завтра утром мне пришлют отряд пленных косить сено, — торопливо заговорила Берта. Голос ее дрожал, поведение Вилли начинало ее пугать. — Ты же знаешь, в каком состоянии мое сено, Вилли. Половина травы уже пошла в колос. Она пересохла и уже никуда не годится. Может, удастся спасти остальное, если все скосить за одно утро. Но знаешь, почему мне пришлют помощь? Потому что я взяла поляка. «Не возьмешь поляка — не будет тебе помощи», — так сказал Розенхарт. Надо выполнить свой долг перед государством, если хочешь получить от него помощь. Теперь скажи мне прямо, Вилли, что я должна делать? Вернуть поляка, а сено пусть пропадает?

— Да, — прошептал он.

— Что? Значит, всю зиму морить голодом скот? Ты считаешь, что это правильно?

— Да, — сказал он. — Да, да, да.

— Конечно, тебе легко говорить, — с горечью возразила Берта. — Ведь ферма не твоя. Ты не поливал каждый клочок этой земли своим потом и кровью. Тебе-то все равно.

— Нет, не все равно, — сказал Вилли сдавленным голосом. — Не все равно. — Он на секунду умолк, потом заговорил молящим шепотом — Берта, милая, отдай поляка обратно. Прошу тебя, дорогая моя. Это так скверно. Ты купила человека, словно козу или лошадь.

— Я не покупала его, — перебила Берта. — Я просто его наняла.

— Берта! — крикнул Вилли. — Прошу тебя, дорогая, отдан его обратно. Я буду работать с тобой по вечерам, по воскресеньям. Когда меня переведут, я…

— Перестань молоть чепуху, — разъярилась Берта. — Я должна быть практичной. Если даже тебя переведут, ты думаешь, что сразу станешь крестьянином? Будь Руди дома, все было бы иначе. Но его нет. А с тобой вдвоем мы не сможем ни спасти сено, ни через месяц убрать урожай. Так что же, я должна потерять ферму, умереть с голоду, погубить себя из-за какого-то вонючего поляка? Если государство дает мне польского пленного и говорит: «За работу плати не ему, а нам», — что я должна делать? Я, что ли, взяла его в плен? Разве я виновата, что он полез воевать с нами? Нет, я не виновата! Я знаю только одно: теперь я могу требовать помощи и ферму у меня не отнимут.

Вилли молчал. По его лицу разливалась сероватая бледность. Берта вызывающе смотрела на него в упор, в глубине души чувствуя себя виноватой и поэтому злясь еще больше.

— Ха! — воскликнула она. — Я вижу, тебе нечего ответить.

Ты понимаешь, что я по сути дела права. Ты понимаешь, что я поступаю практично и не могу поступить иначе.

Вилли молчал, прижимая руку к груди. С чувством страха и удивления он понял, что сидит в этой кухне с чужой, мало знакомой женщиной, по имени Берта Линг. Он заметил, что она смотрит на него красивыми и злыми черными глазами и что ее круглое лицо раскраснелось. Он знал, что недавно целовал эти губы, обнимал это тело, закрыв глаза, прижимался лицом к теплой, сладко пахнущей груди. Он знал также, что до сегодняшнего вечера он не мог смотреть на нее иначе, как с обожанием, и внутренне трепетал от благодарности и любви… А теперь она стала совсем чужой, и он с ужасом понял это. Он молча поднялся со стула, потому что ему нечего было сказать этой чужой женщине, и, не оглядываясь, пошел из комнаты.

Берта бросилась за ним. У двери она схватила его за рукав.

— Нет, ты меня выслушаешь! — яростно крикнула она. — Не смей уходить, пока я не договорю! Ты тоже за все это отвечаешь. Думаешь, нет? Не забывай, что мы должны пожениться. Я ношу твоего ребенка. Надо сейчас же договориться. Мне надоели твои фокусы.

Вилли обернулся.

— Уберите руку, фрау Линг, — медленно сказал он.

Берта отпрянула, испугавшись того, что она увидела на его лице.

Вилли ушел. Она слышала его шаги во дворе, потом — скрип калитки.

— Боже мой! — пробормотала она. Комната закружилась у нее перед глазами. — С ума можно сойти!.. Вилли! Вилли! Ты должен меня выслушать, Вилли. Я люблю тебя, — задыхаясь, глухо закричала она и, рыдая, упала на пол.

Выйдя из дома, Вилли, не останавливаясь, зашагал по дороге. Он слышал тоскливый вопль Берты, но это только подкрепило его решимость.

Когда-то, в библейские времена, другой человек шел так же непреклонно, как шел сейчас Вилли, повинуясь слепому устремлению. Он поднимался на вершину одинокого холма, к священному жертвеннику. Это был патриарх Авраам, который вел к жертвеннику единственного сына, надеясь отвратить от себя гнев Иеговы. Вилли свернул с дороги и зашагал к сараю. В этом сарае находился человек, который был куплен на деревенской площади некоей Бертой Линг за семнадцать марок.