Гарри Тюрк - Дьенбьенфу [Сражение, завершившее колониальную войну]

- Итак, – сказал Рэдфорд, когда они, наконец, разместились в уютном кабинете адмирала с заранее приготовленным коньком, – мне не нужно вам напоминать, что я сторонник радикальных решений. Если бы дело касалось меня одного, я бы и в Корее расправился бы с китайским вмешательством с помощью пары атомных бомб на Манчжурию и тотальной блокады китайских портов. Но президент принял иное решение. Что же касается Индокитая, мой дорогой Эли, то мое мнение вам известно: «Каждое отступление означает успех коммунизма и принесет неисчислимые беды свободному миру». Мы очень высоко оцениваем то, что делают французы в Индокитае. Когда Америка была вынуждена из-за противостояния мирового общественного мнения пойти в Корее на гнилой компромисс, вместо того, чтобы всеми силами защищать свое дело, в наших военных кругах укрепилась готовность рассматривать нашу кампанию Франции в Индокитае как поддержку наших собственных усилий в Азии. Это значит, что мы можем помочь вам любым образом. Перейдем к делу без промедления. Где и как мы должны вмешаться?

22 марта Эли нанес несколько частных визитов в Вашингтоне, заполнивших всю первую половину дня. Он не знал, что в это же время адмирал Рэдфорд консультировался с президентом Эйзенхауэром. Встречу с Эли президент назначил на вечер. За оставшееся до встречи время Рэдфорд объяснял Эйзенхауэру: – Они хотят практически все, мистер президент. Орудия, танки, боеприпасы, солдат. У них уже силы на исходе. Мы должны послать самолеты и бомбы, напалм, весь арсенал!

Эйзенхауэр задумался. Ситуация достигала апогея, несомненно. А французы совсем ослабли и стали податливыми.

- Солдаты? – спросил Эйзенхауэр с сомнением в голосе.

Тот спокойно кивнул: – Я не думаю, что нам следует изменить свою позицию, что касается этого момента. Как бы то ни было – нужна гибкость. Этот человек прибыл по поручению министерства обороны…

Эйзенхауэр, еще не совсем здоровый и склонный в последнее время к жесткому цинизму, когда речь заходила об ошибках военных союзников, недружелюбно прорычал: – Полная чепуха – отправить большую часть своего экспедиционного корпуса в окруженный горами котел и ждать там нападения врага! Я еще много месяцев предсказывал, что враг придет! И будет стрелять со всех холмов. Но этот посол месье Бонне заверил меня, что Наварр как раз и ищет такого сражения. Вот, теперь он его получил. Прошло всего двадцать четыре часа, и вся уверенность французов в своей победе улетучилась ко всем чертям! Новички!

Когда президент немного успокоился, Рэдфорд заметил: – Мистер президент, среди нашего народа есть определенные антикоммунистические течения. Достаточно вспомнить сенатора Маккарти... Это нужно учитывать!

- Ну, хорошо, учтем и это. Согласимся увеличить им помощь, это всегда хорошо действует на публику. Кроме того, избавимся от гор нашего металлолома. Но – есть ведь и другие течения, дорогой Рэдфорд. Как мы с ними справимся?

- Ими займется госсекретарь Даллес, – ответил Рэдфорд. – Тут все оговорено. Утром он встречается с Эли.

Эйзенхауэр подчеркнул: – Я хочу, чтобы создалось впечатление, что мы помогаем. При этом не нужно слишком раздражать китайцев. И Советы тоже. А у Даллеса должны быть совершенно свободные руки, чтобы воспользоваться любым шансом, который откроется для нас после этой неизбежной Женевской конференции. Мы возьмем в свои руки французское наследство, не выкручивая руки французам. Так должно будет все это выглядеть. И, Рэдфорд, имейте в виду: Дьенбьенфу вскоре исчезнет с первых страниц газет. И тогда нам будет выгоднее, чтобы с нашей стороны не последовало ничего такого, что попало бы на первые полосы. Надолго. Мы поняли друг друга?

Когда через пару часов президент принял полного надежд Эли, он сначала терпеливо выслушал все, что было у француза на сердце. Затем вызвал к себе Рэдфорда и в присутствии Эли поручил ему увеличить военно-техническую помощь, поставки техники, оружия и провианта, в том числе разборных орудий, а также значительно расширить предлагаемые услуги авиатранспорта, «до желаемой нашими французскими союзниками границы».

Наконец он проронил пару слов о борьбе с коммунизмом во всем мире, в которой Франция играет сейчас решающую роль, и похвалил французского солдата, защищающего в Дьенбьенфу интересы свободного мира.

Сам Эли, знакомый со статистикой о личном составе экспедиционного корпуса, с определенной иронией думал о том, что наряду с французскими колониальными частями очень большую часть солдат в Дьенбьенфу составляют войска Иностранного легиона, перекати-поле со всей Европы. Эли было знакомо и количество французских солдат в Индокитае, воевавших в немецкой дивизии Ваффен-СС «Шарлемань» («Карл Великий») или входивших во внутренний «Легион французских добровольцев против большевизма». Для мистера Джозефа Маккарти это, возможно, могло бы стать даже рекомендацией. Но напоминать об этом Эйзенхауэру, воевавшему против немцев, вряд ли стоило. В любом случае, француз покинул Белый дом в хорошем настроении. Он не догадался, что его подвергли «контрастному душу». Не догадался и на следующее утро, когда его принимал министр иностранных дел Джон Фостер Даллес.