Немного погодя Галимкаю показалось, что он взял заметно левее. Так и есть. Вот справа опять татакнул пулемёт, словно говоря: «Я здесь». Он дал всего одну очередь — огонёк в его стволе вспыхнул и тут же погас, — но Галимкаю и этого достаточно. Через каких-нибудь две-три минуты ночную тишину разорвали два сильных взрыва, прогремевших один за другим. Там, откуда только что бил вражеский пулемётчик, поднялся, словно призывая роту в атаку, высокий столб пламени.
Путь вперёд был открыт. Бойцы быстро одолели реку. Баисов первым подбежал к Галимкаю, стиснул в своих объятиях, как в тот день, когда друг вернулся из госпиталя, и побежал дальше, к высоте. Галимкай бросился за ним. Рядом бежали Антонов и Бутенко, они набегу протягивали ему фляги.
Достичь высоты не удалось. Прозвучала команда ложиться и окапываться. Враг, встревоженный, что его важная огневая точка подавлена, бросил сюда свежие силы. Из десятка огромных грузовиков высыпало человек двести, а то и больше, фрицев. Поливая из автоматов каждый куст, каждый бугорок, они попытались охватить роту с флангов. Это им не удалось, атака была отбита, но в ходе боя взвод Галимкая оказался отрезанным от своих.
Гитлеровцы опять пошли вперёд. Они не считаются с потерями. В поредевшей предрассветной мгле видны их силуэты. Вот они приближаются всё ближе, ведя беспорядочную стрельбу. Пуля сразила командира взвода. А немцы идут, не стоят на месте. Как быть взводу? Подпустить врага вплотную и затем подняться врукопашную? Или встретить огнём? Это должен решить командир, а его нет!
И тут раздался громкий, уверенный голос:
— Беру командование на себя! Взвод, слушай мою команду! Приготовить гранаты!
Это был голос Галимкая.
Вражеская атака была отбита.
Окрасив небосвод в алый цвет, пришла заря. В эту утреннюю рань, когда всё живое должно спать мирным сладким сном, вконец измотанные бойцы взвода копали под раскидистым одиноким дубом могилу. В ней похоронили командира.
Днём рота, действуя в составе 1-го стрелкового батальона, пошла на новый штурм, и высота 1424 была взята. Из штаба полка поступил приказ: удерживать высоту любой ценой. С 5 по 13 октября немцы предпринимали атаку за атакой, пытаясь сбросить с высоты наших бойцов, но каждый раз были вынуждены откатываться назад, оставляя на склонах десятки трупов.
Бойцы устали. Они уже неделю не мылись, не брились, не ели горячего… У могилы командира под старым дубом каждый день вырастали всё новые и новые холмики. Рота теперь только по названию была ротой, фактически бойцов в ней насчитывалось не больше взвода. Но так или иначе, а высоту надо было держать.
Положение создалось серьёзное. Это понимали все. Даже неуёмный весельчак и балагур Галимкай, оставаясь наедине с самим собой, подолгу задумывался, что раньше случалось редко. Правда, при бойцах он никаким образом не выказывает своей тревоги. Нет, он не сыплет шутками и прибаутками. В таком положении пустой трёп и зубоскальство только коробят. Он прислоняется спиной к стенке траншеи, достаёт трофейную губную гармошку и играет грустные, протяжные песни. Устало дремлющие в обнимку с автоматом бойцы слушают их, вспоминая своих матерей, жён, детей, свою мирную жизнь, и в сердцах с новой силой вспыхивает ярость к врагу, разлучившему их с семьями, принёсшему столько горя и страданий на родную землю… Враг опять пошёл в атаку. Уже в который раз за этот день. Нет, не спали бойцы под гармошку Галимкая: они зорко наблюдали за фрицами.
Немцы идут в полный рост, непрерывно строча из своих «шмайсеров». [6] Вид автоматического оружия, принятого на вооружение в фашистской Германии.
Наши стреляют прицельно, одиночными выстрелами: надо беречь патроны. Когда Галимкай выбирался из окопа командира роты, тот, не отрываясь от бинокля, ещё раз напомнил об этом.
Как бы редок ни был огонь защитников высоты, он всё-таки заставил залечь атакующих. Разъярённые немцы обрушили на высоту шквал миномётного огня. Когда обстрел немного стих, Галимкай отряхнулся от засыпавшей его земли и взглянул в сторону окопа командира. Сердце его оборвалось. На месте окопа зияла огромная воронка, а на краях её дотлевали клочья каких-то тряпок.
Гитлеровцы, подгоняемые криками офицера: «Форвертс! Шнель, шнель!» [7] Вперёд! Быстрей, быстрей! (нем.)
— снова полезли на высоту.
Галимкай поднялся во весь рост, облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы и хрипло крикнул:
— Рота! За мной, вперё-ёд!
Читать дальше