Ракипов - По следам героев

Покос убывает медленно: трава густая и очень высокая, размахнуться как следует нельзя. Зато воздух чего стоит — дыши, не надышишься. В небе солнце, в уреме на разные голоса заливаются птицы. Их щебет порой сливается в сплошной гомон. Трава ещё влажная, на скошенных стеблях отливают капельками серебра не успевшие подсохнуть росинки.

До полудня время пролетело незаметно. После того как пообедали, командир отделения Батыршин подозвал к себе молодого солдата Кабушкина. Подбил клин в косе, показал, как надо держать, чтобы она не втыкалась в землю, как сподручнее размахиваться.

— Похоже, ты городской. Откуда будешь?

— Из Казани…

— Из Казани?! Вот уж и вправду: погостивши месяц, здравствуй, кума. Знаешь такую поговорку? Чего ж раньше-то не сказал? Мы же, выходит, с тобой земляки! Я тоже казанский!

— Так ведь говорили, будто вы с Донбасса, товарищ командир.

— Из Татарии я. А в Донбассе окончил седьмой класс, потом два года работал на шахте. Маркшейдером. На руднике Глубоком. А матушка с отцом и сейчас в Казани живут. Отец в молодости тоже шахтёрил, а сейчас, как говорит один старик-профессор Абубакир Хуснутдинович, является заведующим хозяйственными делами медицинского института. Вы на какой улице живёте?

— На Карла Маркса, товарищ командир, в доме сельхозинститута.

— Ну чудеса! Выходит, и живём мы, и трудимся при институтах, а сами — ни в зуб ногой… — Батыршин рассмеялся, лукаво подмигнул Кабушкину и с подъёмом закончил: — Ничего, Ваня, если котелки на наших плечах не только для шапки, ещё выучимся. Сам я, хоть раз уже обжёгся — бросил техникум, зато теперь без промаха шилом колодец выкопаю. Это у нас, татар, так говорят, когда настойчиво добиваются заветной цели. Учиться, Ваня, никогда не поздно, обязательно надо учиться.

— Товарищ командир отделения, разрешите спросить: а где вы жили в Казани, на какой улице?

— На Маяковского. Там у меня братьев осталось — ещё малость и целое отделение наберётся, ей-богу!

— Неужто так много?

— Трое. Сафиулла, Ибрагим и Анвар. Анвар — из детдома. Его мать померла. Теперь он у нас растёт. Мировой парень. Впрочем, хватит болтать. Давай немного помолчим, отдохнём.

Гильфан опрокинулся навзничь на душистую свежескошенную траву, закрыл глаза. О чём, интересно, он думает? Вспоминает родных в Казани или донбасских друзей, шахту, где работал, как впервые спускался в забой? Опасно, небось, там работать, под землёй.

Много мыслей крутилось в голове Ивана Кабушкина после разговора с командиром отделения. Обо всём надо будет подумать на досуге. А сейчас ему пора заступать на пост. Солдат, где бы ни был, везде остаётся солдатом: пилит ли дрова в лесу, косит ли сено на лугу, находится ли в дозоре — всегда у него винтовка при себе, на боку патронташ, гранаты. Он должен быть постоянно начеку, особенно на границе…

В левой половине низины мирно пасутся стреноженные кони. Только им здорово досаждает гнус. Лошади трясут головами, беспрерывно машут хвостами, то и дело взбрыкивают. Ничего не поделаешь: пора сенокоса, а в это время всегда буйствуют оводы, слепни и другие кровососы. На горизонте — сопки, у их подножья проходит наша граница…

Что это? Кажется, стреляют? Звуки доносятся издали, глухо, но это явно перестрелка, даже бой! Вдруг на тропе, вьющейся между ближайшими сопками, показался верховой. Он мчал во весь опор.

Кабушкин взял трёхлинейку наизготовку, приказал остановиться. Красноармеец, подчиняясь приказу дозорного, соскочил с коня, назвал пароль и выкрикнул: «Самураи перешли границу!»

— К оружию!

Дремавшие после обеда бойцы в мгновение ока оказались в сёдлах и намётом понеслись к озеру Хасан. Батыршина было не узнать. Это был совсем другой человек — без всякого намёка на благодушие, которое ещё проглядывалось при разговоре с Иваном. Крепко стиснутые зубы, напряжённо выступившие скулы, тёмные от гнева глаза. Он скакал впереди отделения и уже представлял, где придётся принять бой с самураями, и выбрал сопку, на вершине которой ему лучше всего расположить своих бойцов. Вот только хватило бы боеприпасов, а его ребята не подведут.

Впереди показалось озеро Хасан. Тихое, красивое, оно отливало голубизной безоблачного неба и, глядя на него, никак не хотелось верить, что вокруг льётся кровь. Вот камыши на берегу, у них высоко подняты, коричневые метёлки, и Батыршину кажется, что они тоже насторожились в предчувствии опасности. Из камышей нет-нет да вылетают, громко хлопая крыльями, ничем до этого не пуганные утки. Вдруг камыши раздались, и не успел Батыршин скомандовать «приготовиться!», как появился начальник заставы лейтенант Терешкин с группой бойцов.