Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

— Ты хорошо Знаешь историю обороны Севастополя, Верочка, — похвалила я подругу. — После войны будешь рассказывать ученикам…

— Что ты, я многого не знаю, — Вера посмотрела на меня грустными глазами. — Никто ещё не знает всей правды. Только после войны историки во всём разберутся, восстановят события, день за днём. Тысячи безвестных героев.

— А ты можешь сказать, когда возьмём Севастополь?

— Намекаешь, что наш прогноз оказался неточным? — улыбнулась Вера. — Предсказывали, что город будет взят седьмого мая, а сегодня уже девятое. Мы люди не гордые, признаём свою ошибку — немного недооценили противника. Севастополь будет взят сегодня. Пролететь бы сейчас над городом…

Вечером на аэродроме девушки выглядели свежими, бодрыми, словно только что вернулись с морского купанья. Часть экипажей, наш в том числе, будет бомбить Херсонесский аэродром, остальные — узлы обороны противника. Мы с Валей вылетели первыми.

Пересекли Северную бухту, в ней горело какое-то судно, по-видимому, танкер. Слева — тёмно-серые террасы города, кое-где видны малиновые отблески пожаров. Судя по вспышкам и огненным трассам, бои идут в районе Графской пристани, на берегу Южной бухты.

Мы над целью. Внизу в мертвенном, голубовато-ледяном свете САБа — ровная каменистая степь, покрытая редкими пятнами растительности. Это и есть Херсонесский аэродром. Никаких признаков присутствия человека. Наверно, этот мыс выглядел так же тысячи лет назад. Но это обманчивое впечатление. Под нами — важный военный объект, отличный аэродром, здесь могут приземляться и взлетать в любом направлении самые тяжёлые самолёты. Возможно, в капонирах притаились транспортные самолёты, бомбардировщики. Капонир — углубление в земле, с двух сторон — насыпи. Сверху натянута маскировочная сеть размером пятьдесят на пятьдесят метров с привязанными к ней кусочками зелёной материи. Так же замаскированы дворики, в которых укрыты зенитные орудия и пулемёты; траншеи и блиндажи, в которых притаились 600–700 гитлеровцев, обслуживающих аэродром; механические мастерские, склады продовольствия, боеприпасов, горючего и смазочных материалов. Днём аэродром просматривается с Сапун-горы, там теперь расположены наши батареи, поэтому принимать и отправлять самолёты немцы могут только по ночам.

САБ догорел. Валя сразу бросила второй. Перегнувшись через борт, она внимательно осматривает каждое пятно на аэродроме, ищет цель.

Наша задача — сбросить бомбы в этом квадрате и вернуться на свой аэродром. Мы так бы и поступили, если бы нас обстреливали, но немцы затаились, поэтому спешить не будем. Если не обнаружим конкретную цель, постараемся увеличить зону поражения — сбросим бомбы в два приёма, разбросаем термички по всей территории аэродрома. Бомба может взорваться рядом с капониром — укрытый в нём самолёт не пострадает. Только прямое попадание выведет его из строя.

Немцы надеются, что мы покружимся и улетим. А они свернут сети в рулоны, выкатят самолёты по откосам капониров на лётное поле или встретят желанных посланцев из Румынии — пузатые транспортные «фокке-вульфы» и — прощай, Крым. «В первую очередь улетят генералы, — подумала я, — гестаповцы, самые гнусные выродки, которые потом появятся снова, может быть, в Белоруссии. Как не хочется выпускать их из капкана!»

— Ничего не видно, — недовольно проворчала Валя. — Умеют маскироваться, черти. Бросаю!

Громыхнул двойной взрыв, и началась огненная свистопляска. Самолёт качнуло. Валя сбросила оставшиеся бомбы, принялась за термички… Пронесло. Поразили мы цель или нет, неизвестно. Надежды мало, но теперь мы точно знаем, что аэродром действует, к будем колошматить его до утра. Летим над Казачьей бухтой.

— Магуба, поверни к берегу, — попросила Валя. — Какие-то тени.

Она бросила САБ, и мы увидели колонну автомашин. Из прибрежных траншей вырвались снопы трассирующих снарядов и пуль. Я отвернула в море, от греха подальше.

— Драпают! — ликующим голосом крикнула Валя. — Эх, где наши четыре «сотки»!

— А куда им драпать? На мыс, под наши бомбы?

— Да, крышка 17-й армии. Доложим Бершанской?

— Непременно.

В час ночи мы возвращались после четвёртого вылета. Поравнялись с Северной бухтой. И вдруг… Всё побережье к северу от Севастополя и к юго-востоку до самого горизонта озарилось множеством разноцветных огней. В голове мелькнула дикая мысль: «Десант!» Но Валя сразу сообразила в чём дело:

— Мамочка моя! Салют! Севастополь наш! Ура!