Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

Перелистываю альбом, как песенник, и тихонечко пою, поглядывая на подругу.

Гибкая, как лоза, Лейла сделала мостик, затем постояла на руках…

— Плясать не будешь, — милостиво сказала я. — Алупку освободили, готовься к свадебному путешествию.

— Всегда готова! — Лейла запрыгала, приспособив под скакалку кусок верёвки.

— Очистим Крым, нам всем, наверное, дадут отдохнуть несколько дней, — размечталась я. — Выходи за него замуж, чего тянуть. Кстати, в твоём альбоме есть кое-что на эту тему. Сейчас найду…

Алишер Навои. Что скажешь?

Лейла немного подумала, потом по-детски улыбнулась:

— Погулять на свадьбе захотелось? Ладно, посмотрим. Умоюсь — прочитаем письма и будем ужинать.

— Я от мамы письмо получила.

— Что пишет? — сразу посерьёзнела она.

— Здравствуй, доченька, здравствуй, наша храбрая Героиня, наш Гвардеец… Героиня и Гвардеец, конечно, с большой буквы. Денег хватает, хотя на рынке всё страшно дорого. Заходили мои подруги, они работают на военном заводе, перекололи все дрова, вымыли полы. Не забывают старушку. Тебе привет и поклон. Ждёт не дождётся нас обеих.

— Спасибо. Напиши, что скоро приедем. Лейла вышла.

Мелодию этой песни я не знала, спела на свой лад.

Разными путями прилетали к нам эти песни. Кем они написаны, кто сочинил музыку, мы чаще всего не знали и совсем не интересовались этим.

До сих пор фронтовые песни — самые мои любимые. Часто пою их про себя. По-моему, они никогда не устареют, их будут петь и через тысячу лет.

На ветвях израненного тополя — Тёплое дыханье ветерка. Над пустынным рейдом Севастополя — Ни серпа луны, ни огонька…

Песни в альбоме перемежались рисунками: «По-2» на земле и в воздухе, горы, горы… Река, два самолёта, один вверху, второй вот-вот врежется в воду, лучи прожекторов, зенитки, клубы дыма. И надпись: «Распопова спасает Санфирову». Был такой случай на Тереке. Нина Распопова и её штурман Лёля Радчикова увидели, что самолёт Лейлы и Руфы Гашевой мечется в перекрестье прожекторов, ринулись на помощь. Сбросили бомбы, разбили один прожектор, второй переключился на их самолёт. Нина была ранена, осколки пробили бензобак, винт остановился. Лёля тоже была ранена. Распопова направила машину в Терек: лучше утонуть, чем попасть в лапы гитлеровцев, Лёля попрощалась с командиром: «Если что было не так, прости…» Неожиданно воздушный поток подхватил самолёт и перенёс его, как пёрышко, через Терек на наш берег. А Лейла была уверена, что девушки погибли.

«Дворец шахини»… Могила с двумя кипарисами… И последний рисунок: «По-2» выполняет петлю Нестерова, над ним — истребители, бомбардировщики. Под фигурами, висящими вниз головой, мелким почерком написаны имена: «Магуба», «Валя». Я никому о нашей самодеятельности не рассказывала, но, видимо, весь полк уже знает.

На следующей странице — новое стихотворение Лейлы:

— Бить тебя некому, — проворчала я, захлопывая альбом.

Вошла моя поэтесса, чистенькая, свеженькая, как яблонька в цвету. И досада моя сразу улетучилась. Отводит душу в стихах, пусть, жизнь всё равно своё возьмёт, рано или поздно.

Лейла быстро оделась, села на подоконник, взяла письмо.