Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

В голосе Аси я уловила тревогу.

— Опасаешься, не найдём аэродром?

— Где-нибудь сядем.

Подошла наша очередь, и мы взлетели. Мотор работает мягко, ровно, но на душе неспокойно. Летим под кромкой, время от времени пробиваем облака. Неуютное, плакучее небо. Ася крутит головой — она у неё, как у всех штурманов, поворачивается на 360 градусов — следит за воздухом, отмечает ориентиры.

— Линия фронта. До цели пять минут…

Впереди возникает частокол из мёртвенно-белых лучей — не меньше двадцати вражеских прожекторов.

— Над нами тяжёлые бомбардировщики, «Петляковы», — сообщила Ася.

Я посмотрела вверх: два самолёта схвачены прожекторами. Наш «По-2» немцы пока не видят.

В порту и в бухте полыхают пожары, полосы чёрного дыма упираются в горизонт, видимо, днём здесь поработали наши штурмовики. Вижу корабли, транспорты, баржи. Ложусь на боевой курс. Прожекторный луч ошпарил нас нестерпимо ярким светом, повёл, но обстрела почему-то нет. Ася прильнула к прицелу, в левой ладошке сжимает шарики бомбосбрасывателей… Где-то в стороне грохочут взрывы. Лёгкая жизнь кончилась — по самолёту бьют крупнокалиберные пулемёты.

— Бросила! — подаёт наконец голос Ася.

Непонятная, грубая сила швырнула самолёт в сторону, я не сразу сообразила, что это ветер.

— Вправо!

Разворачиваюсь и вижу, как в стороне, сверху вниз, проносится сноп огня.

— Сбили, гады, — глухим голосом говорит Ася.

Пылающие обломки тяжёлого бомбардировщика падают в бухту. Я с трудом выравниваю самолёт, шквальный ветер бросает в лицо колючие снежинки, нет ни земли, ни горизонта, летим в кромешной тьме.

— Светопреставление, — замечает Ася. — Как сердце чуяло. Старайся выдерживать курс девяносто градусов.

Веду самолёт прямо на восток, но ветер часто меняет направление, нас сносит неизвестно куда. Попали в сгущение снега. Мне даже показалось: самолёт повис в воздухе и начал вращаться вокруг оси… Наваждение. Почти час мы летели вслепую. Горючее на исходе.

— Где мы, штурман? — задаю я обычный вопрос, допуская, что в ответ услышу: «Не имею представления».

— Восточнее Вислы, над нашей территорией, точнее сказать не могу. — Ася помолчала: — Предполагаю, что нас тащит на юго-восток.

— Будем садиться, — сказала я. — Приготовь ракеты для подсветки.

— Готова, — с обидой в голосе доложила Ася, сама, мол, знаю, напоминать не обязательно.

С малой высоты удаётся различить тёмные пятна — это деревья. Лес! Я выбрала подходящую ложбинку и пошла на посадку. В свете ракеты — прямо по курсу дерево. Ручку на себя — ветки хлестнули по фюзеляжу.

Впереди, вроде, ровное поле, но вторая попытка приземлиться тоже оказалась неудачной — едва не налетели на кирпичную стену.

— Товарищ командир, по-моему, озеро. Возьми вправо. Видишь?..

Сели благополучно. Ася весело воскликнула:

— Ай-люли!

Переход от высочайшего напряжения к покою был слишком резким. Бегун на финише не может — сразу остановиться, замереть, ему просто необходимо двигаться. И мы, как угорелые, выскочили из кабин, обнялись, исполнили доисторический танец. Снова забрались в самолёт, намереваясь поспать, но мысли о судьбе других экипажей, как «мессеры», кружат в мозгу. Асе тоже не спится.

— Возможно, аэродром где-нибудь поблизости, — сказала она. — Девушки, которые вылетели раньше нас, конечно, дотянули. Кто-то на запасном, остальные, как мы…

«Успокаивает себя и меня, — подумала я, закрывая глаза. — В этих местах на каждом шагу — траншеи, противотанковые рвы, разбитые доты, и блиндажи, орудия, танки. И всё покрыто снегом. Выбрать подходящую площадку даже днём непросто. Нам повезло с озером».

— Магуба-джан, ты спишь?

— Нет.

— Шоколаду хочешь?

— Хочу, но нет сил пошевелиться. Погрызём утром.

— Я тоже устала до смерти. Тебе раньше приходилось попадать в такую круговерть, как сегодня?

— Пожалуй, нет. Что-то похожее было, когда летали над Керченским проливом.

— Я почему спросила — ты так лихо управляла самолётом, так уверенно маневрировала…

Ох, эти юные штурманы! Знала бы она — это ветер лихо управлял самолётом, а не я.

Через полчаса Ася снова подала голос:

— По-моему, аэродром к западу от нас. Помнишь дым над Данцигом? Ветер дул с северо-запада. Оттуда и ураган налетел. Значит, мы почти дома. Тут кругом озёра, я местность помню. Линейный ориентир — шоссейная дорога, прямая, как стрела. Взлетим, увидим.

На рассвете мы вылезли из кабин. Снегопад прекратился, ветер утих, но в небе никакого просвета, низкая облачность. Озеро, приютившее нас, окружал угрюмый чёрно-белый лес, искалеченный снарядами, бомбами, гранатами — ни одного целого дерева.