— А вот он себя назвал Иваном. Кому же верить?
— И он прав, и я, — сказал дядя Бикбай. — Имя ему — по документу — Иван. А моя жена зовёт егоз Имамжан…
Милиционер улыбнулся. Но для порядка всё же записал фамилии обоих, адрес каждого и, словно говоря, что можно им теперь идти домой, приложил к фуражке руку.
Когда немного отошли, дядя Бикбай, осмотрев Ваню с головы до ног, сказал:
— Посмотри, какой у тебя вид! Так нельзя ходить по улицам. Татары говорят: человека встречают, глядя прежде на его наряд. Извозчик назвал тебя карманником. Правильно сказал: ты похож на воришку. Брюки порваны, рубашка порвана, сандали каши просят. Куда же это годится? Надо ходить опрятнее. Самому шить научиться. Придёшь, я научу тебя. Сделаю портным. Вырастешь, спасибо скажешь. Приходи сегодня вечером. Тётя Хаерниса блинов испечёт. Она тебя любит: Имамжан, говорит, молодец. Ты не обижайся, что мы тебя так называем. Это хорошее слово. У нас все имена хорошие. Вот взять Бикбаев, — значит, богатый. Хаерниса — тоже хорошо: добрая жена, молодец жена…
Ваня улыбнулся, он знает: дядя Бикбай не зря хвалит свою жену. Тётя Хаерниса, как и другие татарские женщины, любит чистоту, порядок. Никогда не будет жаловаться, что времена тяжёлые. Из картошки умеет готовить самые вкусные блюда. Не грубит, на своих детей руку не поднимает, а их пятеро в доме: три мальчика и две девочки. Все такие тихие, скромные. Мальчики едят вместе из одной деревянной тарелки, спят на сакэ под одним одеялом. И все очень любят своих родителей. Когда Ваня стал захаживать к ним и на первых порах помогать Харису готовить уроки, тётя Хаерниса назвала его Имамжаном, а Харис покороче: просто Жаном. Так и зовут его в этой семье до сих пор — и маленькие братья, близнецы Надир и Тагир, часто бегающие вокруг печки друг за другом, и старшая, с чёрными косами Сагадат и, наконец, Муршида. Она умеет мыть полы так, что сверкают белизной до самой последней ступеньки на лестнице. Узнав недавно, что Сагадат и Муршида по-татарски означают Счастье и Скромность, Ваня удивился: лучших имён этим девочкам и не придумаешь.
— Дядя Бикбай, — спросил он, — что значит Харис по-татарски?
— Защитник, надёжный.
— О! — ещё больше удивился Ваня. — Какое вы точное имя дали… А Жан?
— Имам-жан… Так тебя зовёт моя Хаерниса потому, что русского слова «Иван» ей не выговорить. А Джан — значит: хороший, любимый.
— Спасибо.
Ване понравилось это короткое имя. Что-то было в нём призывное, как сигнал тревоги, обязывающее. Пожалуй, в самый раз для командира. Хотя теперь… Только бы вот поговорить с Николаем Филипповичем…
— Дядя Бикбай! Мне домой рано. Я зайду в больницу.
— Зачем?
Ваня пожал плечами.
— Нет, Имамжан, пойдём домой. Лекарство штука ненадёжная — одно место залечит, другое отравит. В больницу не ходи.
— Нельзя, дядя Бикбай. Там лежит наш больной учитель.
— А… Это уже другой разговор. Узнать, как здоровье учителя — дело похвальное. Мать молоком тебя кормит, учит ходить по комнате, а учитель, тот учит ходить по всему свету. Беги. Только постой — гостинец бы надо. Яблок, вишен. Без гостинца никак нельзя.
Ваня развёл руками: ничего нету у него, кроме дырявых карманов. И как это раньше не сообразил он, что надо в больницу идти с гостинцем. Было бы у него сейчас пять рублей, ни копейки не пожалел. Но ведь нет их, нет. А в чужой карман руку не запустишь. Вот усатый «барабус» обидел его, назвал карманником — и стыда было с гору. Нет, на такое дело у Вани рука не поднимется. Может цветов нарвать? Не обязательно бежать за ними на Казанку. Рядом садов достаточно — и сирень там в сплошном цвету. Не перевернётся мир из-за двух-трёх сломанных веток…
— Гостинца нет, — сказал Ваня. — Может, цветы понести?
— А где ты возьмёшь их?
— Это уж… там, — кивнул Ваня в сторону садов по Гостинодворской улице.
— Нельзя, Имамжан. Больному человеку гостинец нужен свой, не ворованный. Чтобы сон был спокойным, а день безоблачным… Зайдём-ка сюда, Имамжан, посмотрим…
Они спустились в магазинчик, расположенный в подвале.
Дядя Бикбай подозвал пальцем рослого продавца и что-то шепнул ему на ухо. Тот сначала вроде бы не согласился. Потом отвесил и положил в маленький бумажный пакет две-три горсти сушёного изюма и что-то чёрное, похожее на кислую пастилу.
— На, Имамжан, лети к учителю. Счастливый он оказался: ведь изюм для него удалось достать! Пусть выздоравливает.
Ваня поблагодарил дядю Бикбая и побежал в больницу.
Читать дальше