Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..

В 1945 году бомбардировки причинили большие разрушения Токио. Следы пожаров всё ещё сохранились в кварталах, расположенных вблизи промышленных предприятий, где живут рабочие.

Токио — в переводе на русский язык обозначает «город восходящего солнца». Столица Японии заложена в XV веке. Императорский дворец, построенный, видимо, в те далёкие времена, занимает обширную площадь среди вечнозелёного старого леса. Он обнесён вокруг глубоким рвом, заполненным водой. Как и в старину, перед посетителями опускают разводной мост, только тогда люди вступают в пределы дворца.

Широкая бетонированная дорога начинается от в рот дворца и уводит в город. Автомобили мчатся по ней с огромной скоростью.

Мы побывали в нескольких японских школах.

У входа в школу, на широкой террасе, ровными рядами сложена обувь, оставленная учениками. Оказывается, японцы, как это делается и в татарских деревнях, не заходят в дом в обуви, в которой ходят на улице. Ученики заходят в класс тоже босиком.

Посредине класса стоит длинный стол. По обеим его сторонам поставлены некрашеные скамейки. Гид объяснил нам, что японцы стремятся сохранить у деревянных предметов их первозданный вид.

Вечером мы зашли поужинать в ресторан на улице Гиндза, которая по праву считалась торговым центром Токио. Она пестрела рекламами различных торговых фирм. В помещении было чисто и уютно.

И стены, и потолки облицованы деревом, гладко отшлифованы. Блеск предметам японские мастера никогда не придают с помощью лака.

Пол отведённой нам комнаты застлан мягкой жёлтой циновкой из рисовой соломы. И вообще мы уже заметили, что в интерьерах помещений здесь всюду преобладает жёлтый цвет.

Метрдотель жестом показал нам почётный угол, где стоял слегка удлинённый столик на коротких ножках, и предложил садиться на подстилки.

Иван кивнул на столик. Действительно, трудно было не любоваться этим столиком. Руки неведомого мастера, жившего более чем сто лет назад, украсили его сказочной красоты инкрустацией. Нам сказали, что столик этот сделан в стародавние времена.

Вечером мы пошли в театр. Шёл спектакль «Красавица храма Додзеди». Эта пьеса впервые ставилась на сцене в 1753 году.

В один из дней у нас выдалось свободное время, и мы поехали посмотреть на город Хиросиму, ставший печалью человечества. Сначала мы смотрели на Хиросиму со стороны, с возвышенности. Нет, перед нами не простирался город. Лежали развалины, издали напоминающие кладбище среди пустыни. Лишь кое-где возвышаются почерневшие стены с пустыми проёмами окон и дверей. Они напоминают мертвецов, над которыми надругался враг и выколол глаза.

На рассвете 6 августа 1945 года на Хиросиму была сброшена американская атомная бомба. В один миг прекрасный город, утопающий в зелени, превратился в пепел. В один миг не стало двухсот шестидесяти тысяч человек. И большинство погибших были дети.

Этого злодеяния империалистам показалось мало. Три дня спустя американские лётчики сбросили атомную бомбу на город Нагасаки, и ещё один город исчез с лица земли. Была ли необходима эта бесчеловечность? Сердце учащённо бьётся, и будто каждый удар его вторит: «Нет! Нет! Нет!..»

Поехавшие в Хиросиму все были военные. На войне нам приходилось видеть разное. Но с таким варварством ничто не могло сравниться. Здесь даже земля, не говоря уж о растениях, была обращена в пепел…

Терешкин, Иван и я стояли рядом. Молчали. Но я знал, о чём мои товарищи думали в эту минуту.

Мы направились к расчищенной площади мёртвого города. Здесь уже был воздвигнут памятник. На постаменте, имеющем форму эллипса, установленном на трёх небольших колоннах, стоит маленькая девочка. Она запрокинула голову и протягивает руки к небу. Над ней парит бумажный журавль, которого она запускала. У японцев живёт поверье, что бумажный журавлик приносит счастье.

Этот памятник воздвигнут на средства, собранные японскими детьми: в память о девочке, заболевшей после бомбёжки лучевой болезнью. Он установлен как раз на том месте, где взорвалась бомба.

Через эту площадь в скорбном молчании проходит вереница людей.

С тяжёлым чувством в душе мы возвратились в Токио. На сердце будто лежал камень. Номер в гостинице с широким, во всю стену, окном показался тесным и душным. Я раздвинул занавес, открыл створку рамы. На улице шёл снег. Он медленно падал большими хлопьями. Черепичные крыши тотчас стали белыми. Кокетливые стройные пальмы, окутанные на время зимних холодов рисовой соломой, стоят будто понурясь, вздрагивая от холодного ветра. И прохожие подняли воротники, надвинули до бровей шляпы, так что лиц не видать, идут, торопятся. У меня на сердце тоже пасмурно и тоскливо.