Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..

Прослышав, что я собираюсь в дальний путь, из Голубовки прибыли Халиулла-абзый и Шамгольжаннан-жинге. Из Казани приехали мама и отец, Гайша-апа и Калимулла-агай.

В день по нескольку раз мы всем семейством усаживались за столом. И всякий раз отец и Халиулла-абзый, люди, умудрённые житейским опытом, считали своим долгом давать мне наставления на дорогу, беспокоились. А может, их уже тогда тревожили недобрые предчувствия? Ведь говорят же, что близкие люди всегда чувствуют подстерегающую тебя беду. Я не впервые уезжал так далеко из дому, но ещё ни разу родные не собирались в нашем доме все вместе, чтобы проводить меня. А на этот раз…

Перед вылетом из Москвы мы с Иваном тоже ощущали волнение. Это и понятно — не в увеселительное путешествие отправлялись.

Перед самым отъездом нам очень захотелось повидаться с нашим третьим дружком — Рахилёй. Никто из нас не обмолвился даже словом об этом. А когда вышли прогуляться на улицу, не сговариваясь, пошли на почту, отправили ей телеграмму. Всего три слова: «Приезжай проводить. Ждём». Рахиля теперь жила в Казани, растила двоих ребятишек.

Телеграмму-то послали, это легко, а сами не уверены, приедет она или нет. Теперь Рахиля обременена семейными заботами.

— Муж её не отпустит, — задумчиво сказал Иван, когда мы вышли из почты. — Возможно ли, чтобы женщина, мать семейства, получив телеграмму от каких-то бывших дружков, тут же могла уехать из дому?

— Не бывших дружков, а от друзей детства, — поправил я Ивана.

— Это мы с тобой так считаем, — усмехнувшись, заметил Иван.

— А мне всё кажется, что приедет. Не может Рахиля так измениться. Она была отчаянной девчонкой и очень самостоятельной. Иначе бы и лётчицей не стала…

— Да. Но теперь она, кроме того, мать и жена.

— Это удел каждого. Если бы на этом кончалась дружба, давным-давно забылось бы даже это слово.

К концу дня к нам пришёл Иван с женой, Александрой Григорьевной. Весь день я не находил себе места, какая-то тоска в душу вселилась. Хожу из угла в угол, под ноги себе смотрю. Маргарита с тревогой поглядывает на меня. Но ни о чём не расспрашивает.

Но пришли друзья, и мрачные думы как-то развеялись. Сразу сделалось веселее. Мы расселись вокруг стола, пили чай, шумно разговаривали, шутили, смеялись. Альфия взобралась мне на колени, просит привезти ей из Токио куклу, такую, чтобы умела говорить «мама». И старшая тоже не отходит ни на шаг, украдкой от матери шепчет мне на ухо свои заказы.

Было около полуночи. Наши гости собрались уходить. Вдруг задребезжал звонок, а потом дверь открылась. На пороге стояла Рахиля. Вошла в коридор, прислонилась к стене, бессильно опустив руки вдоль тела. Она была бледна, дышала часто-часто, словно бегом бежала от самой Казани.

Мы с Иваном бросились к ней.

— Здравствуйте, мальчишки, — улыбнулась Рахиля. — Я так спешила! Боялась не застать… Видите, приехала. Не могла не приехать…

Её глаза увлажнились, от этого стали ещё чернее, замерцали ещё ярче.

Гости снова расселись по местам.

Рахиля смеялась, делилась новостями, рассказывала о своей жизни.

Мы столько времени просидели, беседуя, что незаметно снова проголодались. Рахиля неожиданно предложила:

— Друзья! Давайте-ка пельменей настряпаем! Какие же проводы в дальнюю дорогу без пельменей? Помню, Гильфан в былые времена их очень любил. Часто заставлял меня и свою маму с тестом возиться, лепить пельмени.

Рахиля повязала фартук Маргариты, наскоро замесила тесто. Мы с Иваном вдвоём смололи мясо. А потом всей компанией принялись лепить пельмени. Руки у Рахили были ловкие, быстрые. Даром что лётчица, а гляди-ка, не разучилась стряпать. Пока мы слепим одну пельмешку, она успевает уже сделать целых четыре.

— Я сегодня вас так накормлю, что до самого Токио будете сыты, — смеясь, сказала Рахиля.

— Где бы ни сел за стол, буду вспоминать твоё мастерство, — сказал Иван.

— Милый ты наш дружок! — сказал я Рахиле. — Мы оба никогда о тебе не забываем.

Нам хотелось побыть втроём. Ведь завтра мы опять расстанемся, и неизвестно, на какой срок. И мы вышли на улицу.

Уже рассвело. Но было тихо и безлюдно. Шёл снег. Первый в этом году. Он падал большими пушистыми хлопьями. Рахиля запрокинула голову и, раскинув руки, закружилась. Она смеялась и кружилась. Мы в детстве так проявляли своё радостное отношение к первому снегу, чистому, почему-то пахнущему арбузами. Потом Рахиля взяла нас обоих под руки, видимо у неё кружилась голова. Она без умолку всё говорила и говорила.