Шамиль Ракипов - Прекрасны ли зори?..

Мы и по правде большую часть времени проводили на берегу Ушны. Совсем распустились. Не то чтобы помочь по дому — обедать ходить перестали. Печём в золе картошку и прихваченные в курятнике яички. Рыбалка, правда, никудышная. В этих местах почти не клюёт. Провели столько дней на берегу речки и всё ещё не попробовали стоящей рыбки. Придётся всё же вытащить нашу корзину с зарядами. Тогда у нас рыбы будет полным-полно.

Однако Рахиля, кажется, что-то учуяла. Сколько мальчики её ни прогоняют, у неё всегда находится причина, чтобы поблизости вертеться. Мальчишница! Мы её так и прозвали — мальчишницей.

Однажды, только Рахиля появилась на берегу, я подошёл к ней. Она опустила голову. Беззвучно шевеля губами, обрывает лепестки у ромашки.

— Рахиля, почему ты за нами по пятам ходишь? — спрашиваю.

Она залилась вдруг краской, кончики ушей даже покраснели.

— Меня послали, чтобы я вас обедать позвала, — отвечает, глядя под ноги, и носом — шмыг-шмыг. Концом башмака песок ковыряет.

Я стою, как оболтус. Забыл, что хотел сказать. Смотрю на её башмаки, в которые набилось песку, на её шоколадные от загара ноги. А в лицо почему-то боязно смотреть. Я часто слышал, как мама говорит: «Друг смотрит в лицо, а недруг — в ноги». Я нисколечко не враг Рахиле. А в глаза её взглянуть не смею. Отчего так?

Рахиля всё же посмелее оказалась. Отвела со лба упавший локон и, взглянув на меня, улыбнулась. Затем кивнула на мою книжку, валявшуюся неподалёку на песке, которую с шелестом перелистывал ветерок с реки, и спросила:

— Что читаешь?

— Стихи. Есенин.

— Про любовь, наверно, — предположила Рахиля, прыснув.

— Разные… — сказал я и насупился.

— Дашь прочитать?

— Дам.

— Тоже люблю стихи. Особенно Такташа. У меня есть его книжка. Хочешь почитать?

— Хочу.

До нас доносится хихиканье мальчишек. Чувствую, как моё лицо начинает гореть. Хочу повернуться и уйти, но ноги будто приросли к земле.

— Гильфан-абый, ты хорошо плаваешь? — неожиданно спрашивает Рахиля, почтительно назвав меня, как обычно обращаются к старшему брату.

Что ответить? С ними, с девчонками, надо держать ухо востро. Скажешь «хорошо» — подумает, что задаёшься. Скажешь «плохо» — насмешничать станет.

— Средне, — говорю.

— А я-то думала, хорошо. Хотела попросить, чтобы меня научил, — говорит Рахиля смеясь и, мельком взглянув на меня исподлобья, вприпрыжку убегает по тропке, ведущей к дому.

На этот раз Рахиля загадала мне трудную загадку. Теперь я всё время думаю, к чему ей было просить меня об этом. Ведь третьего дня я видел, как она плавала. Не хуже русалки плавала. И ныряла, и кувыркалась в воде. Девчонки затеяли в пятнашки играть. Ни одна не смогла её поймать. И вдруг просит научить её плавать. Поди-ка разберись…

Мальчишки у самой воды из влажного песка строят маленькие крепости. Некоторые неподвижно лежат на песке, загорают. Другие, отойдя немного вниз по реке, удят рыбу. Я обычно, обсохнув, пристраиваюсь в тени ракиты и читаю книгу. А нынче уже добрый час смотрю на одну и ту же страницу и ни словечка не запомнил из того, что прочитал. Со мной что-то приключилось по приезде в Апакай. А что, и сам не пойму.

В тени сделалось прохладно. Я отошёл от ракиты и лёг на горячий песок. Ко мне подошли Калимулла, Ибрагим и Галимджан. Вытянулись рядом со мной. Они вволю наплавались, дышат тяжело. От их мокрых тел веет холодом и запахом реки. Все трое переглядываются и помалкивают. Но я догадываюсь, что привело их ко мне. Сейчас станут меня уговаривать уйти вместе с ними подальше от деревни вниз по Ушне: там сподручнее глушить рыбу — никто не увидит. И Рахили как раз не видать поблизости.

Я не дожидаюсь их уговоров. Вскакиваю с места, командую:

— Пошли!

Мы разбросали сухие ветки под ракитой, где я только что сидел, вытащили корзину с нашими «боеприпасами».

Галимджан, раздвигая камыши, шёл первым, прокладывал дорогу. Мы двинулись за ним, слегка пригибаясь, оглядываясь по сторонам, чтобы нас никто не заметил. Река осталась позади. Я иду не прячась. В этом нет нужды. Я заметил, что Рахиля стоит и глядит нам вслед. Смешно смотреть, как мальчишки крадутся, с опаской озираясь. Никто не видел её, кроме меня. А мне почему-то приятно, что нам не удалось уйти от неё незамеченными. Осторожно прикасаясь рукой, я раздвигаю длинные стебли розовых цветов и углубляюсь всё дальше и дальше в заросли. Вскоре камыши поредели. Ушна, будто не желая с нами расстаться, круто прогнувшись, серебряной лентой опять легла перед нами. Здесь она пошире, а берега пологие. Вода на этом месте необычайно чистая. У самого берега, где нависают плакучие ивы, куда не попадают лучи солнца, Ушна задумчивая и таинственная — не поймёшь, глубоко здесь или мелко.