Вениамин Рудов - Последний зов

Ведерников достал из сумки гранаты, положил их по правую сторону от себя, аккуратно — одна к одной — все три. Новиков изготовил к стрельбе пулемет, запасной диск пододвинул напарнику.

— Скоро светать начнёт, — сказал Ведерников.

Новиков промолчал.

Воробьиная ночь была на исходе. В Дубице перекликались ранние петухи. Небо ещё оставалось черным, но при слабом свечении народившегося месяца на той стороне проступали контуры кустов и деревьев, угадывался белесый туман над водой, проглядывались редкие облака, желтовато подкрашенные по округлым краям — как каймой.

— Надо в траншею, — громко проговорил Ведерников. — Слышишь?

Можно было разговаривать не таясь, не опасаясь, что немцы услышат — гудом гудела земля, воздух наполнился лязгом и скрежетом; от невидного горизонта нарастал гул моторов — как будто железное чудище продиралось от леса, безжалостно ломая деревья и подминая под себя все живое; грохот усиливался, и не было нужды особенно напрягать слух, чтобы различить рокот десятков авиационных моторов, глушивший все остальное.

Предчувствие беды, охватившее Ведерникова на заставском дворе, у ограды, и исчезнувшее затем, возвратилось; ещё вечером, перед уходом на службу, была надежда — авось обойдется: не посмеют немцы сунуться через реку.

Теперь бывалый воин Сергей Ведерников яснее ясного понимал: чему быть, того не миновать, и, поняв это, подумал, что живыми отсюда не выбраться ни ему, ни Новикову, как бы окаменевшему у своего пулемёта, — никому из жидкой цепочки бойцов, рассредоточенных вдоль границы с винтовками, карабинами, автоматами. Не помогут и пулемёты. Что они против силищи, которая вот-вот надвинется и ударит из сотен орудий по окопчикам и траншеям.

Сознание неизбежности того, что должно случиться, вызвало в нем минутное замешательство. Он невольно оглянулся назад, где находилась застава и ещё спали после службы бойцы, подчиняясь пока не отменённому распорядку. Будь его воля, подумал Ведерников, немедленно поднял бы спящих да держал их в готовности, при оружии… Хорошо бы кто догадался подать команду «в ружьё!». А заодно и комендатурских поднять. Всех. С жёнами и детьми… Сами они там, что ли, не понимают?.. Приступ бессильной ярости охватил солдата, он привскочил, не сдержав гнева, и нечаянно задел Новикова рукой.

— Чего вы?.. Лежите тихо. — Новиков не повернул головы, пошире раздвинул ноги.

— Говорю — надо в траншею.

Новиков, будто не слышал, лежал в прежней позе, и Ведерников раздражённо подумал — красуется. Небось, даже слышать не приходилось орудийную пальбу, когда кажется, от грома лопаются барабанные перепонки. Откуда! Учений с частями поддержки и тех ни разу не проводили.

«Ну, что он ломается? — отчаянно думал Ведерников. — Ждёт — чего? Тут же каждый метр пристрелян!»

Младший сержант, вглядываясь в светлеющую на небосводе узкую полосу ранней зари, весь подобрался. Поза, в какой он, слегка подогнув ноги и опершись на согнутые в локтях руки, державшие «дегтяра», полулежал, напрягшись, говорила сама за себя.

«Сей момент сиганёт в траншею», — подумал Ведерников и приготовился последовать за своим отделенным: положил в сумку гранаты, взял в руки запасной диск к ручнику.

— С пулемётом — в траншею! — резко обернувшись, приказал Новиков. — Быстро!

Не дожидаясь, пока напарник выполнит команду, Новиков, загребая руками и ногами в росистой траве, быстро пополз вперёд, к защищенному кустарником береговому откосу, и замер там, что-то высматривая. В редеющей синеве стало заметно, как он вертит головой то вправо, то влево, немного с опаской приподнимает её над кустами, видно, силясь высмотреть нечто важное на вражеском берегу, где сейчас, слышно, возились немцы, не особенно прячась.

Ведерников, переместившись в траншею и установив пулемет для стрельбы, так же аккуратно, как прежде, положил по правую сторону от себя три гранаты и принялся наблюдать за младшим сержантом, не понимая, почему он так долго не возвращается; прошло всего две-три минуты, но ему казалось, будто Новиков непростительно долго, без нужды торчит на виду у противника, обнаруживая себя и позицию.

Темнота отступала, рассеивалась. До восхода солнца ещё оставалось порядочно времени, но бледные розовые отсветы уже стали подкрашивать небосклон, меркла узенькая долька луны и блекли звезды. Все это Ведерников схватил одним взглядом.

— Довольно ковыряться там, — в сердцах крикнул Новикову, с трудом сдержав желание выругаться. — Вертайся назад. — Ему показалось — отделенный оглянулся и что-то сказал.