Александр Авраменко - Визит-14

Длинный, невыносимо долго тянувшийся день наконец подошёл к концу. Я сижу у растопленного по моей просьбе камина и жгу письма. Да-да, письма! Слюнявые, слащавые от принцессы Гессен-Дармштадской. Аликс. Моё последнее послание уже готово. Без всяких объяснений, буквально пара строк: «Прощай, наша детская любовь закончилась. Забудь меня». Коротко и ясно. Не хочу я иметь детей — инвалидов. Не хочу. Да и особой любви у меня данная физиономия не вызывает. Обойдёмся…

Утром я нахожу своего бывшего преподавателя статистики и политэкономики, министра финансов, Николая Христофоровича Бунге. Профессор удивлён. Он то думал, что мы с ним уже распрощались, а тут… цесаревич просит предоставить ему краткую экономическую справку по Российской, Британской, Германской, Австро-Венгерской Империям и Французской Республике. С данными по протяжённости дорог, наличию производств, оборотами внешней и внутренней торговли. Министр двора шокирован требованием предоставить мне географическую карту мира. С военными я разберусь на манёврах. Пока мне нужна информация о состоянии мировой экономики. А там видно будет. Из книг я знаю, что русская экономика сейчас начинает подниматься — строятся железные дороги, появляются хилые, но заводики. А ещё — бурный научный подъём. Одни имена чего стоят: Зелинский, Менделеев, Доливо-Добровольский, Лесснер, Луцкий… записать бы надо. Да и поискать… Стоп! А КТО их искать будет? Вот же незадача… Нужны свои люди. В одиночку я много не сделаю. Да и внутренний враг не дремлет — Джугашвили, Бакунин, Ульянов… Они уже почти мне ровесники, к ррреволюционной деятельности первый и последний приобщились точно, насколько я знаю. Через пятнадцать лет Володя первую попытку сделает… Мрачные перспективы. И надо спасать свою драгоценную задницу…

Утром после завтрака мне приносят затребованные бумаги из министерства финансов. Сказать, что я шокирован, просто мало! Богатейшая страна мира! И НАСТОЛЬКО нищая! Бюджет то… Название сего документа больше, чем он! КОПЕЙКИ! А выпуск стали?! Добыча угля, нефти, руды? Цветные металлы вообще в справке отсутствуют! Электричество — и не было! Протяжённость железных дорог — плакать хочется! Мамочка моя, роди меня обратно! Я не хочу править такой страной!!! Нервно расхаживаю по кабинету, когда туда вваливается медведобразный царственный папаша:

— А, Николаша! Вот ты где! Чем это ты занимаешься?! Граф Воронцов-Дашков изволили жаловаться — мол, ты карты географические затребовал. Ну-ка, ну-ка…

Он подходит к столу и не спрашивая сгребает ладонью, могущей свернуть в трубочку серебряную тарелку мои наброски. Всматривается и вдруг охает:

— Эт-то что?!

— Бумаги, батюшка.

— Я вижу, что бумаги! Но ЧТО в них?! Откуда?!

— Николай Христофорыч поспособствовали, по старой дружбе.

— Так… А тебе оно зачем?

— Так, батюшка, простите, но рано или поздно мне вас на троне менять придётся. Надо же знать, что в наследство останется?

Он смотрит на меня тяжёлым взглядом, медленно багровея. Невольно отступаю за стол, поскольку силищей царь-отец отличается неимоверной и редкой. Башку мне оторвёт и не заметит даже…

Но Александр садится на мой стул, переводит свой взгляд на справку.

— Не похоже на тебя, Коля, ТАКИМИ вещами интересоваться. Раньше ты всё больше шампанское изучал по винной карте, да танцовщицами моими забавлялся. Эта, Матильда… Ты уже третий день к ней не ездишь…

Решаю рискнуть:

— Ну её, папá надоела. И вонючая какая то, как мыться не заставляй… тут о России задуматься надо. Если враги нападут, как воевать будем? Точнее, чем? Любая армия тылом сильна. Если оружия не хватит, хоть миллион под ружьё забрей, из чего они стрелять будут?

Неожиданно император улыбается:

— А с кем ты. Коля, воевать собрался?

Холодею, но, тем не менее, собираю мужество в кулак и отвечаю:

— Так, батюшка, время покажет. Давно ли граф Лев Николаевич Толстой Севастополь защищал? Или генерал Скобелев на белом коне просто так, от нечего делать скакал? И не вы ли, батюшка, давеча заявили, что у России только два союзника, её армия и флот?

— Правильно мыслить стал, Коля! Почаще бы тебя такие молнии били, глядишь, и на тот свет спокойно уходить можно будет…

Он смахивает ручищей предательскую слезу из уголка глаза, потом, словно спохватывается.

— Если ты от молнии сией так поумнел, то, что с «гессенской мухой» делать будешь?

Молча показываю ему на камин, в котором догорают остатки надушенных писем, Александр Третий выхватывает взглядом недогоревший конверт и опять, только уже совсем добродушно рокочет: