Александр Авраменко - Визит-14

Вскакиваю с кровати и в возбуждении начинаю расхаживать по спальне. От стены к стене. Не могу успокоиться. Вспоминаю «завоевания демократии»: матерей, которые от безвыходности бросались с балконов вместе с детьми… Людей, сидящих в ямах, из которых их извлекают только для того, чтобы пустить на органы… Молодых девчонок, из которых клепали деторождающих машин… А потом, на больших сроках делали аборты и пускали так называемое «абортативное сырьё» для изготовления омолаживающих внешность препаратов для сытого Запада… Об умирающих с голоду солдат срочной службы… О сильных, здоровых мужчинах, спивающихся от безысходности и безработицы… Сволочи! Нелюди! Нельзя ТАКОЕ допустить! НЕЛЬЗЯ!..

Вновь лежу в постели. В руке — пустой графин из под минералки. Да, они себе и в мыслях ещё не могут представить, какой ужас ждёт их детей и внуков… Они — это население Державы. И уж если я у власти — то пойду НА ВСЁ, чтобы этого не допустить…

Засыпаю уже под утро, когда пушка Петропавловки прогремела. Всю ночь метался в кошмарах… Но точно по распорядку дня я вновь выхожу из свой спальни, и только круги под глазами выдают очередную бессонную ночь… Плотный завтрак. Развод. Кабинет. Я погружаюсь в работу с головой, готовя проект о профсоюзах. Обед, вновь работа. Ужин, вновь бумаги, бумаги, бумаги… Нет, в новый век Российская Империя войдёт обновлённой! А до Поместного Собора остаётся всего неделя. Но я — успеваю…. И даже удаются сутки свободного времени. Я отсыпаюсь, гуляю по дорожкам дворца, кормлю ворон, которых почему то много в Петербурге. Поскольку голубей терпеть не могу, крыс летающих! После обеда катаюсь на лошади. Брусилов сопровождает меня чуть поодаль в молчании. Он видит, что государь погружён в раздумья по поводу предстоящего… И я ему благодарен. Уже перед самым сном звонит Вилли. Утешает. Поддерживает. После его звонка становится легче. Всё-таки, у меня ЗДЕСЬ есть НАСТОЯЩИЙ ДРУГ… И это — счастье, доступное даже царю…

Решающее утро. Я собран, как никогда. Всё-таки мне повезло, что удалось эти сутки отдохнуть. На Собор собрались настоящие волки, и моя задача — сделать так, чтобы они они остались сыты и овцы — целы. Но себя я к овцам не отношу. Впрочем, и к волкам — тоже. Я — над ними, я — лев — ЦАРЬ зверей!.. Для меня приготовлено специальное кресло на возвышении. Виден весь зал. Интересно за ними наблюдать! Поскольку КАЖДЫЙ представитель обязан одеться в ТРАДИЦИОННУЮ одежду. Здесь и кафтаны и сапоги крестьян, фраки промышленников, армяки сибирских жителей и казачьи мундиры, словом — вся Русь святая! Нет духовенства — но скоро прибудут. Сам Никон. Но есть и кое-что новенькое! Представители так называемых «инородцев»: калмыки, вятичи, коми, кавказские горцы… Пусть не все из них говорят по-русски, ерунда. Потом поймут… Между тем народ рассаживается, и председательствующий поворачивается ко мне. Милостливо киваю, и вот — НАЧИНАЕТСЯ: звенит колокольчик. Я поднимаюсь со своего места и подхожу к трибуне. Это неслыханно, и сразу по огромному залу Зимнего Дворца проносится лёгкий шум. Но я не обращаю внимания и начинаю свою речь:

— Народ Земли Русской, люди, дела прискорбные в Государстве НАШЕМ твориться начали, и, поразмыслив над сим, я, Николай Второй, Самодержец Российский ПРОШУ вас…

Я говорил почти четыре часа. Без всяких бумажек. Просто, чтобы поняли все. И, кажется, получилось… К полуночи приняли мой проект о профсоюзно-сословном делении ЕДИНОГЛАСНО! Заодно и проскочили изменения в сводах местоблюдения, а так же окончательно утвердили Статусы сословий в свете новых времён. Поговорили о проблемах простого народа, поскольку вопрос с дворянами уже был решён моим указом о военной службе. И уже далеко за полночь я, наконец, вернулся к себе… В кабинете уже собрался мой кружок, новые соратники. Столыпин, Дурново, Морозов, Алексеев, Путилов… Много кто ещё. Они сомневались — но не предали. Брусилов первый крикнул «Ура государю!», когда я перешагнул порог комнаты. Николай Николаевич, мой дядюшка, просто подошёл и молча крепко обнял. И одно это было выше всяких похвал… Ведь мы фактически перестроили всю государственную машину и устрой державы! Эх! Конечно, придётся ещё много поработать, но теперь НИКТО не посмеет обвинить царя в своих проблемах. А основные рычаги по-прежнему в моих самодержавных руках… Наконец все расходятся, и я беру трубку аппарата:

— Алло, Вилли? Не разбудил?

— Уснёшь тут с тобой, — добродушно ворчит он в мембрану, но я чувствую его нетерпение, — докладывай скорее!