Александр Авраменко - Огненное лето 41-го

Новенькая шинель из английского сукна, фуражка, сияющие сапоги. На парадный китель вешаю все свои награды. Впечатляет! Ну что, идём Идём. Меня ведёт Валера Пильков, коренной москвич. Тоже уцелел, а вот Гена Бабкин, как осколок под Конотопом получил, так и запропал. Правда, получили от него письмо из госпиталя, выздоравливает, мол, но куда направят — неизвестно.

А Валерка — уцелел, вот и ведёт меня, словно Сусанин… ладно, веди, главное, чтобы не с тем же, что у поляков, исходом…

Улыбаюсь про себя, покуда мы шагаем по Петровке к Театральной Площади. Скоро подойдём к театру… кстати, вот и он!

Несколько минут любуюсь величественными колоннами и упряжкой лошадей работы Дельвига, вздрагивая, когда Валера дергает меня за рукав. Нас уже ждут. Как, разве я не говорил, что он женат?! Нет? Ну ладно. Теперь сказал…

Невысокая хрупкая большеглазая девушка в белой беретке и тёмном драповом пальто. На ногах — высокие полуботинки на шнуровке — последний писк моды, как говорится. Мы прощаемся, семейная пара исчезает в парке, а я, забрав у Алёны свой билет, шагаю на спектакль. Сегодня дают оперу «Иван Сусанин». Кстати, билет шикарный! Сижу в ложе, заворожёно глядя на сцену, где разворачивается действо…

Изо всех сил аплодирую после первого акта, затем спешу в туалет. Покурить. Как высшему комсоставу мне положен «Казбек» или новомодный «Беломор», но я предпочитаю первые. Как-то привык к ним, да и смотрятся они не в пример богаче… Звонок! Пора обратно.

К моему удивлению, в ложе появились новые зрители. Раньше я сидел с двумя офицерами-лётчиками, а теперь их нет, места заняты какими-то девицами. Не обращая на них внимания, сажусь на своё место и погружаюсь в действие, словно заворожённый волшебством, творящимся на сцене…

Жаль, что всему хорошему приходит конец! Но какая игра! Какое чудо! Я просто потрясён! После спектакля все долго-долго аплодируем артистам, сотворившим для нас это чародейство…

Эх, хоть и не хочется, но надо возвращаться в казарму. Увольнительная-то у меня на сутки, но… это Валерка у нас женатик, а я — холостяк… не к кому, как говорится, податься.

Заскакиваю на ходу в трамвай, народу — уйма! В основном женщины, мужчин практически нет, все на фронте. Какой-то парнишка уступает мне место, но я отказываюсь, лучше постою.

В итоге меня притискивают к стенке вагона и, постукивая колёсами на стыках рельсов, трамвай везёт меня на вокзал. Неожиданно ощущаю, что кто-то тянет меня за рукав, опускаю глаза. Снизу смотрит мальчишка лет семи:

— Дяденька офицер, а вы лётчик?

— Нет, малыш.

— А я думал, что вы лётчик…

— Почему?

— У меня папка лётчик. Хотел спросить, вы его на фронте не встречали?

— А как его зовут:

— Жваков, Пётр Ильич.

— Нет, малыш, не встречал. Я танкист.

— У-у-у… — разочарованно тянет он и отворачивается. Я поднимаю глаза и натыкаюсь на огненный взгляд. В упор почти на меня смотрят зелёные глаза неимоверной пробивной силы, миллиметра так на сто пятьдесят два, не меньше! Ну, этим меня не возьмёшь! Против таких взглядов под шинелью броня непробиваемая! Тем временем незнакомка отворачивается и переводит взгляд на мальчишку. Затем внезапно шепчет мне:

— Отец у него без вести пропал. Вот он и ходит по вагонам, всех спрашивает, не встречал ли кто его папку. В нашем дворе живёт…

Почему-то я чувствую себя виноватым перед этим пацаном… нет, не только перед ним — перед всеми, лишившимися родителей за эти страшные месяцы. Хотя… мне ведь не просто повезло уцелеть, я ещё и думал , перед тем как идти в бой…

Наш случайно начавшийся разговор меж тем потихоньку продолжается. Болтаем о погоде, о спектакле, на котором я побывал, но постепенно всё сползает на положение на фронте. У моей собеседницы воюет отец и оба брата, все под Ленинградом. Братья служили срочную на флоте, а отец ушёл добровольцем. Сейчас одна…

Намёк я улавливаю с полуслова, и у коммерческого магазина мы выходим. Покупаю скромную закуску, бутылку водки и вино, затем мы идём к ней. Ольга, так её зовут, работает в библиотеке. Правда, основные фонды эвакуировали, но кое-что осталось. Хотя читателей — как ни странно — с войной прибавилось…

…Утром прощаемся, я оставляю адрес полевой почты, хотя твёрдо знаю, что не отвечу ей. Впрочем, ещё раз мне удаётся побывать у неё в гостях, а когда собираюсь в третий, все увольнительные отменяют, нас срочно сажают на танки и грузят на платформы. Началось наступление на Москву, операция «Тайфун»…