Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

— Ну-ка, ну-ка, — сказал Сафронов. — Полежите лицом вверх.

Люба поморщилась, словно хотела улыбнуться и не смогла, достала марлевую салфетку, утерла лицо.

— Бывает.

— Нет, нет, полежите.

— Пустяк. Затампонирую ватой, и все.

И она скрылась в палатке.

«Они все устали. Все валятся с ног. Надо что-то придумать».

Сафронов углублялся в лес, думая свою думу, и чуть было не наткнулся на чьи-то ноги, торчащие из кустов.

— У-у, черт!

Перед ним вырос его санитар — Супрун. От неожиданности оба стояли и смотрели друг на друга молча.

«А ведь поначалу так старался, столько энергии было», — подумал Сафронов и не в укор санитару, а просто потому, что нужно было что-то сказать, произнес:

— А как же они там? — Он кивнул, будто за плечом была передовая, хотя передовая находилась совсем в другом направлении.

— Да уж лучше в бой, — вяло ответил санитар и, не дожидаясь указаний капитана, козырнул и направился к Галкину, сопровождавшему двух прихрамывающих раненых в перевязочную.

Теперь перед Сафроновым стояла одна задача — выдержать. Самому не свалиться и подчиненным не дать упасть. Если хоть кто-то выйдет из строя, раненые окажутся беспомощными, их некому будет ни принимать, ни поить, ни кормить, ни вовремя доставлять хирургам. Вся сложность состояла в том, что сейчас все были нужны и он не мог ни сам отдохнуть, ни дать час отдыха хотя бы одному из своих подчиненных.

— Кубышкин! — напрягая все силы, крикнул Сафронов.

Фельдшер долго не появлялся, затем высунул голову из тамбура, огляделся, точно попал в темноту и не видел, кто его кличет, наконец разобрался, вышел и медленно на своих кривых ногах приблизился к Сафронову.

— Вот что, — произнес Сафронов, — там, кажется, шоколад трофейный достали. И еще чаю самого крепкого… Ты попроси. Ты скажи: люди, мол, падают от усталости.

Кубышкин передернулся и двинулся бочком от Сафронова.

— Ты вот что, — окликнул его Сафронов, — в случае заминки разыщи замполита.

Сделав несколько шагов, он почувствовал такую слабость в ногах, что едва не упал, и ухватился за ствол ближайшей березы.

«Что такое?» — мысленно укорил он сам себя.

Он заметил санитаров, возвращающихся из перевязочной, окликнул:

— Галкин, сруби-ка мне палочку! Ногу подвернул.

Сафронов солгал, но не устыдился своей лжи, потому что слабость насторожила его; ноги дрожали, и им требовалась помощь. Никто не должен видеть его слабости.

— Может, подсобить? — спросил Галкин, подавая ему березовый батожок.

— Ничего. Справлюсь.

Опираясь на палку, Сафронов двинулся к палатке. Вокруг нее опять появились раненые. Они переговаривались, покуривали и, судя по всему, чувствовали себя неплохо.

«Откуда же они? — удивился Сафронов. — Мы ж только что всех отправили… Неужели новые?»

На какую-то секунду он забыл, что война идет, поступление продолжается.

— Ну, что у нас тут? — спросил он у Любы, появляясь в палатке.

Тяжелых было немного — всего три человека. Зато во второй палатке у Стомы «полная коробочка». И все они нуждались во врачебной помощи, их нельзя было просто вот так, с маху, эвакуировать в госпиталь.

«Нет, — остановил себя Сафронов. — Не пойду к хирургам. Они и так знают, что к ним очередь». Сафронова негромко окликнули:

— Товарищ гвардии…

Галкин виновато улыбнулся, переступил с ноги на ногу.

— Товарищ капитан, я сбился… Там ваш дружок, капитан Штукин, приболели.

Штукин лежал в палатке хирургического взвода с закрытыми глазами. Сафронов хотел уйти, думая, что он уснул, но тот открыл глаза.

— Видимо, я чересчур переутомился. — Он надел очки и после паузы объяснил: — Доконал-таки меня эфир проклятый.

— Что же не сказал?

— А-а… А ты что с палкой?

— Да так, — уклонился от ответа Сафронов, преодолевая в себе желание сесть рядом с другом, вот так же снять сапоги, расслабиться.

Разговор не клеился.

— Опиши вот такое — скажут: неинтересно, — неожиданно произнес Штукин.

— А чего тут интересного? Раненые, операции, кровь.

— Не в том плане, — пояснил Штукин. — Скажут: бессюжетно. Пружины нет.

«Он в своем репертуаре», — подумал Сафронов и ради приличия спросил:

— Да кто скажет?

— Найдутся деятели, великие знатоки…

— Ты не об этом думай. Ты ни о чем сейчас не думай.

— Не спится.

— Хочешь, я с комбатом или с замполитом поговорю?

Штукин покачал головой.

— Ну, тогда спи. Это сейчас самое главное.

Сафронов подождал, но Штукин больше ничего не сказал, и он ушел с грустной мыслью: «Мне бы самому не свалиться. Я должен, во что бы то ни стало должен выдержать…»