Константин Симонов - Мы не увидимся с тобой...

– Твой Гурский меня тронул. Делает вид, что он самый злой и самый умный, а на самом деле заботливый, как женщина, и добрый.

– Насчет – добрый, положим, зависит от того, когда и с кем, насчет – злой – тоже, а насчет – самый умный – так оно и есть.

– А я чувствую себя дурой. Сколько ни думала, так и не придумала, как исхитриться, чтобы и завтра, и послезавтра как можно меньше бегать без тебя.

– У тебя была когда-нибудь собака? – спросил Лопатин.

– Никогда не было.

– На эти два дня появится. Хорошо, что сейчас лето и что я свободен. Сначала мы пойдем и добудем с тобой эту бязь. А потом, пока ты будешь работать в театре, я буду сидеть там в подъезде, курить, чесать лапой за ухом и ждать тебя. Завтра и послезавтра тоже. Только придется иногда кормить меня. С моей же помощью: банки с тушенкой, как это водится среди ученых собак, я открывать умею, жарить омлет из яичного порошка – тоже обучен.

Она смеялась, слушая, как он развивает свои, как он выразился, собачьи планы на будущее, и вдруг, вскочив с постели, не зажигая света, босиком побежала в соседнюю комнату – там звонил телефон.

– Сейчас будут допрашивать меня про эту проклятую бязь, – все еще смеясь, сказала она и взяла трубку.

– Да, здесь. Да, сейчас. Хорошо, повторю. – Он услышал, как она – раздельно и медленно – говорит адрес: номер дома и квартиры. – Да, у вас правильно записан. Сейчас я его позову.

Когда она вернулась, он в темноте уже поднялся с кровати и натянул бриджи.

– Иди, тебя из редакции к телефону. Попросили проверить адрес.

– Товарищ Лопатин? – раздался в трубке незнакомый голос, очевидно, кого-то из новых, пришедших вместе с новым редактором.

– Да, слушаю вас.

– Генерал Никольский приказал срочно вызвать вас в редакцию. Высылаем за вами машину.

– И так дойду, я недалеко, – сказал Лопатин.

– Уже высылаем. Приказано срочно.

– А что случилось?

– Не могу знать. Мне только приказано вас срочно вызвать.

– Хорошо, еду. – Он положил трубку.

– Может быть, я тебе успею подогреть чаю? – спросила Ника.

– Может, и успеешь. Спасибо.

– Я пойду на кухню, а ты зажги свет и одевайся, – сказала Ника. – Думаешь, это надолго?

– Не знаю.

– А что случилось?

– Не знаю, – сердито усмехнулся Лопатин. – Может быть, с Японией война началась и вспомнили, что я был на Халхин-Голе. А может, приказ свыше – срочно дать в номер двести строк именно о том фронте, с которого я вернулся. У нас никогда ничего заранее не знаешь. Словом, помогают нам с тобой привыкнуть друг к другу…

– Даже если тебе придется куда-то ехать, – говорила Ника, пока он, уже одетый, сидел на кухне и наскоро пил чай, – все равно тебе нужно сходить и показаться врачам. Дело не в ссадинах, они и правда пустяки, но ведь спина у тебя болит. Не хотела тебя огорчать этими разговорами, оставила бы до завтра, но я же почувствовала, что болит! И если ты куда-то поедешь, до этого надо сходить к врачам. Слышишь?

– Слышу. – Он допил последний глоток и встал. – Не волнуйся, скорей всего ровно ничего не случилось. Про Японию – это я так, дурака валял. А если засадят писать, пока не допишу, не встану, а как допишу – вернусь.

Он обнял ее, поцеловал и, открыв дверь на лестничную площадку, услышал, как там, внизу, дает нетерпеливые гудки машина. И, спускаясь по лестнице и слушая эти гудки, перестал злиться. Ну да, понадобился, ну да, очередной редакционный пожар, который надо срочно гасить, заполнив на готовой полосе какую-нибудь дырку в двести строк. Это он тоже умел и потому, что умел, иногда и любил. Ну, сядет и за час-полтора напишет – не для вечности, а в номер. И вернется, ничего с ним не сделается. Заврался от счастья, вот и ляпнул про Японию.

На этот раз в машине за рулем сидел знакомый по многим фронтовым поездкам, веселый и безотказный водитель Коля Шумов, цыган.

– Что, Коля? – садясь рядом с ним и захлопывая дверцу, спросил Лопатин. – Наверное, уже знаешь, зачем меня глядя на ночь вызвали? Ты всегда все знаешь.

Коля с места рванул машину и только после этого повернул к Лопатину большую курчавую голову, на которой еле держалась пилотка.

– Знаю. Гурского убили.

– Как убили? – тупо, словно его ударили, спросил Лопатин. – Не может быть. Откуда ты знаешь? – Еще продолжая произносить все эти бессмысленные слова, он уже понимал, что услышал правду.

– Со Степановым ездил на узел связи – пакет запечатанный для редактора, но Степанову еще и на словах сказали. А он по пути – мне.

– Когда же это?