Сергей Андрианов: Полёт продолжается

— Да нам что будни, что праздники — все одно. Только и радость — полеты, — сказал Курманов.

— Чему радуешься? Налет — кот наплакал! — сдержанно вспылил Дорохов, и ему вдруг стало легче. Как-то сама собой сработала и начала раскручиваться пружина. Не резко, почти плавно освободила его от напряжения, и он тихо, но настойчиво спросил: — Скажи откровенно, чего полк на земле держишь?

Курманов тяжело вздохнул и, не глядя на Дорохова, неожиданно с неуместным смешком проговорил:

— Варяга жду.

Густые, лохматые брови Дорохова подскочили кверху. Значит, кто-то едет на его место. И значит, ни Курманов, ни Ермолаев, ни кто-то другой из выросших у него в полку летчиков не будет командовать полком, которому он отдал почти всю свою жизнь. Присылают со стороны, варяга…

Дорохов отпил несколько глотков воды и почему-то вспомнил сейчас, как однажды Курманов поучал на аэродроме летчика, кажется того же Лекомцева: «Ты вот что, пилот, давай без дипломатии. Мозг загружен информацией, скорость фантастическая, а ты двусмысленные фразы гонишь. В бою начнешь рассусоливать, и тебя ко всем святым успеют отправить».

«Что ж, без дипломатии так без дипломатии», — мелькнуло сейчас в сознании у Дорохова. Он опустил брови, качнул головой и осуждающе, считая Курманова во всем виноватым, сказал:

— Вот так у иного и получается: грозу накличет сам, а громоотводы ставь другой. — Дорохов встал из-за стола и темпераментно продолжил: — Григорий Васильевич, можно найти десятки причин и даже высоких соображений, чтобы не летать. Тут и каверзная погода, и семейные обстоятельства, и бог знает что еще. Ты, например, ждешь варяга — тоже причину нашел. — Последняя новость окончательно вывела Дорохова из терпения. Он взволнованно ходил по комнате и уже не щадил самолюбия Курманова: — А знаешь, что за этим стоит?

Курманов передернул плечами, глаза его похолодели. Он понимал тревогу Дорохова за полк. Видел, что Дед разочарован в нем, не оправдал он его надежд. Но о грозе думал по-своему: «Ее не кличут. Сама приходит».

— Знаешь, что за этим стоит? — повторил Дорохов свой вопрос и, чуть помедлив, сказал: — Боязнь ответственности! Понял, да?!

Курманов тяжко вздохнул. Он вспомнил свое «несоответствие», вспомнил разбор полковником Корбутом происшествия перед летным составом полка и то, как легко согласился с его выводами подполковник Ермолаев: «Случай с Лекомцевым всем нам урок!» И все еще стоял в его ушах последний звонок от Корбута, его предупреждение: «Смотри там, дров не наломай до приезда командира». Теперь вот услышал упреки от самого Дорохова. Дед вроде и знать не хочет, кто как сказал, как решил. Ему давай одно — полеты. Но для Курманова все это сплелось в один клубок. Он не может отделить одно от другого. И потому попытался как-то убедить Дорохова в этом.

— Вы же понимаете: приказ есть приказ. А где приказ, там и глаз. Попробуй теперь допусти еще какую промашку, скажут: «Покатился…» А тогда что, товарищ командир?

У Дорохова грозно сверкнули глаза.

— А это обыкновенная трусость! — бросил он в напряженное лицо Курманова. — Трусость! Понял, да?!

Дорохов уже не допускал возражений, и Курманов почувствовал и увидел, что он стал именно тем Дороховым, которого уважал и побаивался, тем Дороховым, которому никто не мог противоречить. Таким он становился в минуты, когда обострялась обстановка, будь это на земле или в воздухе. Таким он, наверное, был и на фронте, в бою. Тверд и непреклонен. Но таким он Курманову как раз и нравился.

— По себе знаю, — продолжал говорить Дорохов твердо и веско, — случалось, в службе что-то и упустишь, что-то не доведешь до конца. Досадно, обидно бывает. Но тебе все-таки простят. Но если летчики утратят по твоей вине летную форму, никто тебе этого не простит. И в первую очередь — они сами. Жизнь-то на месте не стоит. Не летаешь или мало летаешь — полк ослабляешь.

Ожоги, а не слова! Они бередили Курманову живую рану. Это он-то боится ответственности, он трусит? Нашел Дед чем упрекнуть. И слова-то какие!..

И все-таки Курманов не жалел, что встретился с Дороховым, хотя и ушел от него с чувством досады. Философия Деда проста: паши небо — и все сгладится, все встанет на свои места. Утихомирится и он, Курманов, который не в меру разгорячился, и у Лекомцева со временем дела наладятся. Все пойдет своим чередом. Как было.

Но так ли все это на самом деле, так ли?..

В этот вечер Надя, жена Курманова, заждалась мужа.