Сергей Андрианов: Пилоты грустят до старта

Было тепло, тихо, небо золотисто мерцало от горизонта до горизонта.

— Я никогда не видела так много звезд, будто всю жизнь кто-то прятал от меня эту сказку, — с затаенной грустью сказала Марина.

— Такого неба в больших городах не увидишь. Оно засвечивается уличными огнями.

— Вот не знала, даже не задумывалась над этим.

— Теперь будешь знать.

— В звездах есть что-то загадочное, правда, Алексей?

— Даже в самих названиях: Вега, Альтаир, Плеяды… — без паузы продолжил Пушкарев, почувствовав приятную раскованность и все больше увлекаясь рассказом.

— Вега, Альтаир, Плеяды… — возвышенно повторила Марина. — Я произношу эти слова и, кажется, слышу в них музыку, какую-то особую, неземную. Только подумать — каждая звезда как солнце!

— Нет, больше, в сто, в тысячу, в миллион раз… А наше, земное солнце лишь мост, чтобы постигать дыхание и жизнь отдаленных светил, — сказал Алексей и, оторвав взгляд от неба, неловко посмотрел Марине в глаза. Они показались ему тоже загадочными. В их таинственной глубине словно вспыхнули огоньки. — Марина, какие звезды ты знаешь? Покажи!

Марина подняла к небу глаза с горящими в них звездочками, театрально простерла перед собой руки и с оттенком какой-то глубокой печали произнесла:

— Нет, Алеша, в этой небесной путанице мне никогда не разобраться…

— Какая путаница?! Звезды располагаются не хаотично, а в определенном порядке, — все более оживляясь, говорил Пушкарев. — Видишь, над горизонтом мерцает свет? Это красавица Бетельгейзе, звезда-сверхгигант из созвездия Ориона. Вот Большая Медведица. Уж эту-то знаешь… А вон Кассиопея, Андромеда. Созвездия украшают небо. И что любопытно: одинокие звезды встречаются редко, даже очень редко, и почти не бывает так, чтобы звезда взяла да и перекочевала к другой. Какая великая преданность! Правда, Марина?

Марина смотрела на небо и томительно ждала той минуты, когда Алексей вспомнит о ней и скажет ей тоже какие-то хорошие слова. Она ведь рядом с ним, а звезды, как бы ни были красивы, все же далеки, иные даже мертвы — не свой, а отраженный свет приходит от них на землю. Марина догадывалась, что Алексею она небезразлична. Иначе стал бы он так возвышенно говорить об удивительных свойствах небесных тел и красоте окружающего их мира. Но все равно ей становилось как-то не по себе. Звезды, которыми она восхищалась, начинали тускнеть, отдаляться и на глазах меркнуть.

Марина знала, что будет потом раскаиваться, знала, что скажет Алексею не то, что хотела ему сказать, и потому пыталась сдержаться, но все-таки не сдержалась.

— А наверное, это скучно — из века в век вместе. Да еще и на одних и тех же орбитах… Очень скучно… — сказала Марина, и в глазах у нее потухли огоньки-звездочки.

— Когда им становится скучно, они сгорают. Красиво сгорают звезды: одним росчерком в небе, — с неожиданным отчаянием сказал Алексей, подкрепив мысль выразительным пилотским жестом. Ему было досадно, что никак не осмелится высказать Марине желанные ей слова. Он был недоволен собой, и потому в интонации проскальзывала резковатость, он делался категоричным, что совсем не свойственно его рассудительно-уравновешенной натуре.

Так Алексей и не сказал Марине о самом удивительном явлении на свете: поселок, где они встретились, стоит не где-то на отшибе, в степной глуши, а в центре всего мироздания. Остались с ним и другие выношенные у сердца слова. Берег для нее, но так и не подступился к ним, к этим сокровенным словам, боялся, не так прозвучат, как бы ему хотелось. Алексей знал цену слову. Тут оно нужно как сама жизнь. Это он в лесу мог когда-то стоять и любоваться стройными деревьями, не произнося ни слова, приходить к ним, всякий раз восхищаясь неожиданным обновлением. А тут Марина. Может, последняя с ней встреча. И он сокрушенно подумал: Марина уедет и затеряется в человеческом море, как звездочка в огромном Млечном Пути. Все более отчаиваясь, Алексей повторил сжато и резко:

— Вот так, Марина, сгорают звезды. Одним росчерком! Марина вздрогнула и обернулась к нему. Напряженный взгляд и застывшее лицо сделали ее задумчивой и строгой. Алексей почувствовал неловкость. Он же не хотел Марину обидеть. Но его опасения развеял доверчивый тон Марины. Сосредоточась, она быстро, с придыханием от волнения заговорила:

— А самолеты? Они тоже сгорают? Я не могу представить себе небо войны… Сколько бы ни смотрела — не могу, только подумаю: сколько в нем пережито человеческих драм, трагедий, и никакого следа… Никакого…