Сергей Андрианов - Рассказы

— Вот это человек… — сказал, ни к кому не обращаясь, Скоков.

— Кто? — спросил солдат, который был с инженером.

— Старшина.

— Товарищ инженер, очень уж он на Лукьянова смахивает.

— Какого Лукьянова?

— Дальневосточника. В соседнем полку служил. Помните, тещу хотел взорвать?

Лукьянова Скоков разыскал в ближайшем госпитале. Тот скоро поправился, и стали они служить в одной эскадрилье. Зимой полк получил новые самолеты, тяжелые бомбардировщики. На них экипажи летали в глубокий тыл врага. Днем Лукьянов заправлял корабль бензином, пополнял боекомплект, подвешивал бомбы. А вечером, когда нарождались звезды, лихо брал под козырек:

— Счастливого пути!

Лукьянов не всегда знал, куда летит экипаж. Но по заправке горючим определял дальность полета, чем до крайности удивлял своих помощников — механика, оружейного мастера и моториста.

— Новая нынче борозда, — обычно сообщал он им, вглядываясь в темноту, где растворился самолет, задумчиво добавлял: — Долго еще придется пахать небо…

Наступила ранняя и дружная весна сорок четвертого. Снег стаял за неделю. Лукьянов брал комочки земли, разминал на ладони, задыхался от душистых запахов. Такой земли никогда не видел — чернозем! Мечта каждого крестьянина средней полосы России. Прикидывал: недельки две пройдет, и можно начинать пахоту. В такие минуты он вспоминал трактор, праздник первой борозды, а заботы были по-прежнему о крылатой машине.

Самолет улетал надолго. Томительными были часы ожидания. За ночь техник не раз мелькал у КП. Немного успокаивался, узнав, что корабль нанес удар и уже возвращается.

Однажды самолет Лукьянова вернулся позже других. Ту мучительную ночь ему не забыть. И утро. И все, что было после, потому что тот боевой вылет круто изменил его судьбу.

Над аэродромом стояла рассветная тишина. Лукьянов напряженно вслушивался в небо. Но оно было безжизненным.

Возле КП встретил начальника связи полка. Волнуясь, спросил:

— Что с нашим экипажем?

— Пропала связь.

— Неужто подбили?

— Кто знает…

— А как там погода? — Лукьянов многозначительно подчеркнул «там», будто знал, куда летали.

— Там — ни к черту.

Разное лезло в голову, и Лукьянов не находил себе места. В такие минуты к нему не подходи.

— Ну что стоите, дела не найдете? — укорял он своих помощников. Хотя укорять их было не за что. А волновались они не меньше его.

Еще с вечера задул ветер, дождь пошел вперемешку со снегом. И Лукьянов, никому не говоря, ждал отбоя полетам. А экипаж пришел на самолет.

— Куда вы в такую непогодь? Сверху льет, снизу метет.

— Э-э, Иван Дмитрия, — ответил штурман, — это не погода, а клад, цветочки, так сказать, а ягодки впереди… Там…

Словам этим Лукьянов значения особого не придал. В какую погоду не летали! А вот теперь, когда другие корабли вернулись и уже зачехлены, а его самолета нет, он пытался припомнить все. Как сказал, как посмотрел на него штурман. И то, что вылет надолго задержался, и то, что разрешили лететь всего нескольким экипажам…

На стоянке все замерли, когда в небе показался воздушный корабль. Он коснулся посадочной полосы, и Лукьянов облегченно выдохнул:

— Наш!

И побежал на рулежную дорожку, хотя самолет еще был на другом конце аэродрома. Усердно показывал, куда рулить, а было совсем светло, и летчики все хорошо видели. Руками звал корабль к себе: «Рули!» Выбросит одну руку ладонью вперед: «Этот мотор попридержи!» И вот обе руки взметнулись над головой и скрестились: «Стоп! Выключай двигатели!»

Теперь на стоянке слышен только голос Лукьянова. Специалисты знали, кому что делать. Но он, радостно-возбужденный, отдавал им команды, будто новичкам. Требовал что-то принести, что-то посмотреть… Глядя на уставших и жаждавших сна помощников, приговаривал: «Рукам работа — душе праздник».

— Как моторы, товарищ командир? — нетерпеливо спросил Лукьянов.

Командир корабля подошел к самолету, постучал по борту:

— И крепок же сатана… — А о моторах — ни слова.

В ответе командира Лукьянов уловил что-то тревожное. А что — боялся спросить. Бледные и усталые выходили члены экипажа. Посмотрел на штурмана — на том лица нет.

— Компасы подвели, Иван Дмитрич, — в сердцах сказал штурман. — Стрелки будто леший водил. Днепр выручил… Да и то к черту на кулички выскочили.

— Компасы?! — почти вскрикнул Лукьянов, готовый поднять по тревоге прибористов. — Я же им говорил…

Лукьянов узнал подробности полета. Корабль вывели из строя не зенитки, не истребители, а разряды молнии. На обратном пути поперек маршрута встал грозовой фронт. Обойти — не хватало горючего, а пересекать — хуже, чем снова заходить на цель. Гигантские тучи торосисто громоздились, притягивали к себе, как магнит. Ураганные вихри бросали многотонный корабль будто щепку. В один миг какая-то дикая сила оторвала экипаж от сидений, сделала его невесомым. Летели как бы врозь — самолет сам по себе, а люди сами по себе. Штурвал не слушался, моторы захлебнулись, стрелки высотомера дико раскручивались.