Василий Веденеев - Покушение

Вскоре его терпение было вознаграждено – хлопнула разболтанная дверь и появился хмурый Менза. Спустив брюки, он взгромоздился на унитаз и дал пристроившемуся рядом Моу сигарету:

– Что нового?

– Всякое болтают, – прикуривая, уклонился от прямого ответа уголовник. – Правда, что в парламенте опять хотели протянуть закон о принудительном использовании заключенных на работах?

– Дурак, – незлобиво усмехнулся китаец. – Хотели... Провалили этот закон. И так полно безработных.

– Плохо, – показал в улыбке гнилые зубы Моу. – Господа парламентарии не подумали о тех, кто сидит в тюряге. Здесь и так мало развлечений, а они нас лишили еще одного.

– Слушай, – поманил его поближе к себе Менза, – благодаря мне ты шастаешь по всем блокам. Надо отработать. Завтра придет монах-католик, посещающий христиан. Тебе придется увидеться с ним и сделать так, чтобы он зашел ко мне.

Моу кивнул и преданно осклабился.

– И смотри, чтобы никто!..

Уголовник скорчил обиженную гримасу и остановил хотевшего надеть брюки китайца:

– Мне не хотелось огорчать вас...

– Что такое? – насторожился Менза, бросив взгляд на дверь.

– Ходят слухи, что вами недовольны на воле.

– Точнее, – прошипел Менза. – Что именно говорят?

– Говорят, что вы утаивали часть денег при «стирке», – решившись, выдохнул Моу.

«Проклятый адвокат, – мелькнуло в мозгу китайца, – хотя, при чем тут он? Здесь свои новости, а перекрыть все каналы связи с волей еще никому не удавалось. Значит, уже просочилось и сюда».

– Кто сказал? – жесткие пальцы Мензы ухватили скользкое от пота плечо Моу. – Кто?!

– Баглан, – морщясь от боли, но не решаясь высвободиться, ответил тот.

– Ага, бывший главарь шайки вымогателей? – хищно ощерился Менза, к облегчению уголовника выпустив его плечо.

– Да, и еще он говорил, что вы больше не можете «держать» тюрьму.

«Значит, он знает точно, – подумал Менза. – Кто же продал меня на воле? Или, может быть, кого-то выпотрошили? Свои не юстиция, не помилуют, а если промедлю, удавят».

– Вот даже как, – китаец протянул Моу оставшиеся в пачке сигареты. – Бери. Ну, говори дальше, говори, я слушаю.

– Баглан хочет показать это всем, – зажав в кулаке сигареты, шепнул уголовник.

– Когда?

– Скорее всего, на прогулке.

Менза задумался, вытирая градом катившийся пот. Он уже пожалел, что сразу не разделся по примеру Моу, но теперь делать это уже поздно – и так насквозь мокрый, проще потом вымыться из кувшина в камере и сменить белье. К тому же, раздеваться сейчас – значит потерять время, а терпение начальника поста охраны тоже не безгранично.

– Плохо, – наконец выдавил он, – его выводят, когда гуляет больше чужих или новеньких. Вот падаль, нашел момент! На кого в его смене, выходящей на прогулку, я могу рассчитывать?

– Ну, несколько ваших людей, – протянул в раздумье Моу. – А еще?.. Есть там кое-кто, кому не нравится Баглан.

– Имена? – потребовал Менза. – Что они из себя представляют? И можно ли на них действительно положиться? Свара будет нешуточная.

– С ним выводят политических. Террористов, бывших военных, участвовавших в заговоре...

– Это когда было? – недоверчиво усмехнулся китаец. – Десяток лет прошло, неужели еще сидят?

– Да, – подтвердил уголовник, – сидят. Один ходит на и прогулку в смене Баглана. Говорят, бывший парашютист, офицер, приговорен пожизненно. Его многие знают, сильный человек.

– Заговорщик, – презрительно скривил губы китаец.

– Рассказывают, он состоял в подпольной организации армейских офицеров. Наверное, воображал себя новым Насером, да их кто-то вовремя предал. Есть и другие, из противников власти.

– А этот военный, – заинтересовался Менза, – почему же президент не помиловал его? Власть сменилась, и если он был против прежнего режима, то должен стать другом настоящему? Не знаешь?

– Нет, – отрицательно помотал головой Моу, – не знаю. Слышал, он мечтает узнать, кто предал организацию.

– Зачем? – удивился китаец, непослушными пальцами расстегивая на груди рубашку. Она намокла от пота, и пуговицы с трудом пролезали в петли. – Хочет мстить?

– Болтают, что он прекрасный стрелок, – беззвучно посмеялся уголовник. – Наши его не трогают, как и других пожизненно приговоренных. Вы же знаете, их принято уважать.

Менза кивнул – это ему хорошо известно: во всех тюрьмах с уважением относятся к тем, кто принужден провести в их стенах всю оставшуюся жизнь и будет потом покоиться на тюремном кладбище.