Алексей Маринат - Габриэла

…На другой день в здании театра давался бал в честь нашего полка. Мне казалось, что в этот день все местные жители были заняты только нами. Я старался избежать случайного приглашения – мне хотелось, чтобы семья, которая меня выберет, тоже пришлась бы мне по душе.

Итак, мы явились на бал. Бал – подумать только! После той мясорубки у Марны! Явились, как были – в ссадинах, в рваных штанах – французы не теряют присутствия духа, а мы и подавно! Атмосфера на вечере Царила праздничная – даже торжественная. И виной всему было прибытие полка, выигравшего битву, какой еще не знала история!.. Так говорится про все битвы. А какими глазами смотрели на нас барышни, Смокинэ!

Несколько стаканов вина, выпитых с приятелями французами, – и с непривычки лента воображения бешено закрутилась, началась чистая фантасмагория. Вдруг я оказался лицом к лицу с какой-то девушкой. Кто перед кем возник, осталось загадкой. Мы пошли танцевать. Не знаю почему, но у меня было впечатление, что она приметила меня с самого начала; а хоть бы и нет, я все равно верю в свою выдумку, потому что она дорога мне. До сих пор… Думаешь, это вино мне ударило в голову? Нет, Смокинэ! Нет, мой дорогой. Поверь старому офицеру, и если еще часок будет тихо, я сыграю тебе на пианино то, что играла мне тогда она…

– Вы свободны? – спросила она, чуть смущаясь, без всякой наигранности. Я представился: поручик Покровский! Потом легонько, чтобы она не исчезла, как сон, взял ее под руку. Мы закружились в вальсе. Я только раз взглянул на нее и тут же отвел глаза.

– Что же вы мне не ответили, поручик Покровский? – спросила она. – Вы еще не приглашены в семью?

– Нет, я свободен.

Она взяла меня за руку и вывела из рядов танцующих – так девочки водят младших братиков. У дверей, где сидела публика постарше, она остановилась и представила меня:

– Вот он, мама! Рекомендую тебе поручика Покровского. Русский с головы до пят. Он погостит у нас. Мазурка! – вдруг загорелась она и потянула меня за руку туда, где танцоры выстраивались в пары.

Мадам Прево и ее муж Серж Прево, родители девушки, ушли, как только наше знакомство состоялось, договорившись с нами, что мы придем не позже двенадцати.

…«Полно, было ли все это? – спрашивал я себя, слушая полковника Покровского. – Слишком уж походил рассказ на все тот же флакончик с духами; вот и теперь он достал его и, держа в руке, на минуту ушел в себя. Да, конечно, он все это выдумал. Ну и пусть его. Даже интересно, что дальше».

Кларис (так звали девушку) была чуть выше ростом, чем та, что грезилась мне в траншее. Хотя, может быть, она просто подросла! Вообще же она как будто вышла из моей мечты. У нее был тонкий профиль, и в свои восемнадцать лет она обладала взглядом открытым и ясным, выдающим природный ум. Представляешь ее себе?

– Как вам кажется сегодняшний вечер? Не то, что на Марне? – спросила она, как будто мы не танцевали в первый раз, а всю жизнь были приятелями и просто давно не виделись.

– На Марне война с немцами. На Марне… танцуют мертвецы и черти варят клей из конских копыт – на почтовые марки.

– Мне дурно делается, – проговорила она.

– А здесь, – продолжал я, – здесь совсем другой запах.

– Какой же?

– Полночный… Скоро пробьет двенадцать!

Она взглянула мне в глаза, улыбнулась, потом снова посерьезнела и сказала:

– Вообще-то я была другого мнения о войне.

– Интересно знать, какого.

– Лучше не говорить. Слишком оно не похоже на ваше.

Я стал настаивать; она ни в какую не хотела отвечать.

– Вы делаете войне рекламу… – сказал я наконец.

– Я просто не сообщаю вам свое мнение!

– Именно тем, что не сообщаете. Видите ли, невысказанная мысль – в данном случае ваша – может заинтриговать больше, чем речь Наполеона или Бисмарка.

Она чуть заметно улыбнулась, как бы говоряз «Ну «ну, полно, знаем мы цену таким речам».

Пора было уходить. Когда я помогал ей надевать пальто, случилось чудо: она обернула ко мне голову, взглянула в упор, покраснела, и мне явственно почудились слова: «Как хорошо, что мы нашлись, и что полночь, и что мы возвращаемся домой вместе…» Эти слова Она произнесла мысленно или другие – не знаю. Может, это было просто ее ощущение и оно передалось мне.

Смокинэ, человек всю свою жизнь мечтает! Можешь не верить тому, что я говорю, только слушай меня, Смокинэ! Ведь как знать – может, и с тобой случится такое, что расскажи – не поверят. Что-то предназначенное именно тебе – и надо будет только суметь различить его голос, почуять его сердцем.