Семён Борзунов - С пером и автоматом

…Из подвала разрушенного дома Чапичев вынес бледную, запуганную девочку лет семи. Чапичев заговорил с ней по-немецки: она посмотрела на него настороженно и ничего не ответила. Девочке принесли котелок и кусок хлеба, обильно намазанный маслом. Она взяла ложку и начала жадно есть мясной суп, откусывая от хлеба большие куски.

Чапичев отошел в сторону, чтобы дать девочке спокойно поесть, присоединился к группе солдат. Старший сержант, бывалый воин, подал Якову газетный сверток.

— Передайте девочке.

Это был сахар, собранный бойцами. Девочка обрадовалась подарку и улыбнулась. Чапичева удивило, почему она все делает правой рукой, левую же держит зажатой в кулак.

— Что с твоей рукой? — спросил он. — Ранена?

Немного поколебавшись, девочка разжала кулачок и подала русскому офицеру скатанную в горошину бумажку. Она была мокрой от пота.

Девочка сказала, что это ей дала мама, когда русские окружили дом. Она велела раскусить эту горошину, как только к дому приблизятся красноармейцы. Сама она раскусила первой и тут же умерла. А Маргарита не хотела умирать: она надеялась, что русские ее не тронут, но на всякий случай держала яд в руке.

— Вот изверги! — не удержался Чапичев и, взяв свою баклажку с водой, начал мылом отмывать девочке руку. Сбежались солдаты.

— Фашисты проклятые, свое родное дитя не жалеют, — зло проговорил солдат Николай Иванов, у которого гитлеровцы сожгли дом в Воронеже и расстреляли всю семью.

Вокруг Чапичева быстро стали собираться бойцы. Каждый хотел рассказать о своем личном горе. У кого немцы убили мать, у кого дочь или жену угнали в Германию, у кого хату спалили.

Длинный боевой путь прошли воины, и все, что видели, осталось в памяти как грозный счет, который предъявляют они ныне фашистским злодеям.

— Надолго запомнят гитлеровцы нашу русскую силу, — включился в разговор помощник командира взвода автоматчиков.

— Правильно вы писали, товарищ майор, в своих стихах, — сказал Иванов и прочитал несколько строчек:

Чапичев кивком головы поблагодарил Иванова и сказал:

— Спасибо, Николай, что прочитал мои стихи. Я понимаю вашу злость на врага и желание скорее покончить с войной. Но мы не должны давать волю своему гневу.

Присутствующие не ожидали такого оборота беседы и вразнобой загудели:

— Это что же, теперь по головке надо гладить врага?

— Мы вместе с вами клялись отомстить фашистским палачам…

Чапичев снова заговорил:

— Тише, товарищи! — как можно спокойнее сказал он, хотя и у самого внутри все клокотало. — Никто не требует гладить врага по головке. И никто от своего долга отступать не собирается. Все мы поклялись Родине и партии жестоко отомстить фашистским разбойникам за все их злодеяния. С каждым годом, с каждым месяцем и днем наша ненависть к врагу росла. Это справедливое чувство вело нас вперед. Удваивались силы. Мы знаем: нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми фибрами души. Все мы, прямо скажу, стали злее и беспощаднее. И мы должны эту святую ненависть донести до конца, до полной победы над врагом.

Чапичев говорил о замученных и расстрелянных гитлеровцами раненых красноармейцах, о колодцах, заваленных трупами советских детишек, о гигантских могилах в Киеве, Минске, Могилеве и других городах. Он приводил многочисленные примеры фашистских зверств, ссылаясь на официальные акты советских государственных комиссий по расследованию злодеяний врага, называл цифры, даты, города…

— Вот и пусть пеняют на себя, — вставил рассудительный Шерстняков. — Любишь кататься — люби и саночки возить.

Присутствующие одобрительно зашумели.

— Молодец, Дмитрич, правильно толкуешь.

— Минуточку внимания, — продолжал Чапичев. — Я не кончил говорить. И о главном еще не сказал.

Бойцы снова насторожились. По прошлым беседам они помнили, что их агитатор умеет незаметно поворачивать разговор в неожиданном направлении. Бывает трудно узнать, о чем далее поведет он речь.

— Надо помнить, боевые друзья мои, что наша месть не слепа, не безрассудна, — твердо произнес Чапичев. — Во всяком случае, месть не самоцель и, если хотите точнее, не наше оружие. Месть — оружие слабых, а наша армия — сильнейшая в мире. Послушайте, что пишут центральные газеты: «Нельзя представить себе дело таким образом, — читал он выдержку из передовой статьи, — что если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе насиловать наших женщин или заниматься мародерством, то и мы, в отместку им, должны делать то же самое. Этого никогда не бывало и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства, которое всегда отличало русского воина».