Семён Борзунов - С пером и автоматом

Неожиданно раздался громкий всплеск на реке. Замерли. Рыба плеснула. Но рыба ли? Ну да, что ей война? Резвится…

Мирно?! Снова поползли… Вот группа уже у берега. Вошли в лозняк. Спят камыши, шепчет что-то, бормочет свое река… Подтащили лодку. Теперь надо окопаться, врыться на случай, если ракета…

Лодку спрятали надежно: в трех шагах не увидишь. Может, и не окапываться? Нет, Горохов сказал, что надо. Только тихо, чтобы лопата не звякнула о какой-нибудь камень или осколок. Фу ты, черт! Все же напоролся на какую-то железяку. Хорошо, что не быстро начал. Осторожней… Ведь ты почти не слышишь, как окапываются другие рядом. Как дерн трудно прорубить… Да еще лежа…

Стоп! Замри!

Невысоко взвилась ракета, пущенная с того берега.

Мертвенный свет ее, как на гравюре, вырвал лезвие Дона, ножны берегов, отороченные камышом и лозняком.

И снова тьма: сразу после ракеты ничего не видно… Бойцы продолжали вгрызаться в землю.

— Тулебердиев!

— Слушаю, товарищ старший лейтенант!

— Герман и ваша четверка… Голос его оборвала новая ракета.

Горохов приник к земле, заслоненный плотиком Чолпонбая.

— Ваша четверка с Германом, — продолжал он, не ожидая, пока погаснет ракета, и в упор глядя в настороженные, пытливые глаза Чолпонбая, — все вплавь. Ты говорил, что отличный пловец. Пойдешь замыкающим. На всякий случай… Ясно? И входите в воду сразу же за лодкой!

— Все ясно, товарищ старший лейтенант.

Горохов чуть помедлил, чувствуя, что при всей настороженности у Тулебердиева настроение решительное. Он вспомнил, что Сергей Деревянкин ему говорил всегда только хорошее о Тулебердиеве. Это приятно знать. Доброе расположение духа — это как подарок, особенно на войне.

Горохов развернулся и пополз к другому неглубокому окопчику, около которого в камышах спрятали лодку.

Рассыпая искры, с Меловой горы опять взмыла вверх ракета…

Когда она погасла, Горохов и пятеро солдат были уже в лодке. Оттолкнулись, только начали выбираться из камышей, как противник снова осветил местность. Замерли. И снова не видно ничего: хоть глаза коли. Наконец неслышно ушла в темноту первая лодка.

Сапоги Чолпонбая слегка увязали в глинистом пологом берегу. Потом он почувствовал гальку. Чем дальше от берега, тем тверже становился грунт и глубже. Холодная вода несколько успокоила его. Вот она уже по пояс, по грудь. Он решительно оттолкнулся ногами и, ведя одной рукой плотик, поверх которого лежало оружие и гранаты, поплыл.

Сразу же почувствовал течение. Но всех заранее предупреждали об этом. Не зря и переправу начали так, чтобы постепенно течением снесло всех к устью Орлиного лога, как раз напротив Меловой горы. Недвижимый с виду Дон упрямо и властно тянул плывущих за собой.

Течение крепчало, набирало сил. Предрассветный туман, к счастью, надежно скрывал людей.

Почему-то казалось, что вот-вот сейчас рассветет.

Какими медленными кажутся взмахи рук, как тяжело ногам в сапогах, каким бесконечным чудится окутанный тьмой и туманом отрезок воды, несущей тебя в неизвестность…

Лодки не видно. Не слышно и весел. Ракета! На левом берегу командир полка поднял телефонную трубку. Артиллеристы замерли у орудий. Снаряды в стволах. Минометчики ждут приказа. Пулеметчики держатся за рукоятки — большие пальцы легли на гашетки… А вдруг наших заметят?! И тогда… Тогда надо прикрыть их огнем.

Струйка холодного пота побежала по лицу командира полка. Оттуда, с той точки, которую надо взять, развернется наше наступление на Острогожск, Белгород, Харьков. Огромный поток, лавина войск ринется вперед. Но ринется или нет? Все зависит сейчас от горстки храбрецов, тех, что с Гороховым. От этих одиннадцати.

Обнаружат или нет? Как долго висит эта проклятая ракета…

Подполковник Казакевич не заметил и сам, как близко поднес к губам телефонную трубку, как рука его застыла да и все тело окаменело от напряжения. Нет, черт побери, лучше плыть там, вместе со всеми, чем так стоять и чувствовать, что ты бессилен. Да, да, бессилен опередить события, хотя, кажется, сделал все, чтобы их предугадать.

А ракета не гаснет! Нет, надо быть здесь: они же знают, что мы прикроем их огнем! Плывите осторожней, быстрей!

Наконец ракета погасла.

Командир полка правой рукой, сжимавшей трубку, вытер вспотевшее лицо. Глубоко вздохнул.

…Плыть становилось все труднее, темнота и туман рассеивались медленно.

Чолпонбай заметил, что кто-то стал замедлять движение, и вот он уже около Чолпонбая. Это Герман.